– А здесь живёт герцог, сэр… А там, за деревьями вон того сквера, дворец епископа…
Дома стояли всё плотнее, лодка проходила мост за мостом, движение на реке становилось всё оживлённей, и я понял, что мы уже на окраине Лондона. Вскоре показались Вестминстер, Уайтхолл и Стрэнд: мы были в лондонском Сити. Запах угольной гари разносился густыми волнами, лодки плыли по реке плотным потоком, а впереди виднелся лондонский мост. Зажатая между опорами моста река ускорялась, и наша лодка лихо нырнула под низкую арку. Сразу за мостом открывался потрясающий, ни с чем не сравнимый вид на один из крупнейших портов мира: река была так густо запружена торговыми кораблями, что лишь в самом центре оставался узкий фарватер, по которому, тем не менее, в обоих направлениях пробиралось немало судов. Кого здесь только не было: угольщики из северных графств, рамсгейтские траулеры, небольшие каботажные суда. У самого берега стояли несколько грузных зерновозов, неподалёку от них со шведского сноу десяток дюжих грузчиков надрываясь выгружали железо, а чуть дальше к стенке был ошвартован красавец клипер, проделавший путешествие через пол земли, чтобы с небывалой в прежние времена скоростью привезти в столицу Туманного Альбиона драгоценный цейлонский чай. Глаз моряка не может не радоваться, глядя на такое великолепие, но сердце патриота тревожно сжимается в груди при мысли, что эта великая страна теперь враг твоей родины.
Разместившись в гостинице, я решил дать себе сутки на отдых, и только на следующий день явился в адмиралтейство. Принял меня пожилой, прекрасно и очень дорого одетый господин, долго читавший бумаги мистера Гроу, которые я ему передал. Временами он начинал бормотать в свои густые, пшеничного цвета усы: «как опрометчиво, как непрофессионально». Затем он поднял свою крупную голову с копной начинающих седеть, но всё ещё густых волнистых волос, и уставился на меня весьма бесцеремонным взглядом водянистых рыбьих глаз, совершенно не шедших к его лицу и потому производивших на собеседника особенно сильное впечатление.
Этот, с позволения сказать, джентльмен, бывший, как я потом выяснил, сыном богатого купца, купившего любимому чадушке образование и дворянское достоинство, оказался одним из начальников секретной службы, отвечавших за Россию, Польшу и Финляндию. Первая наша с ним беседа затянулась на несколько часов: мистер Боулнойз расспрашивал меня о положении в Финляндии, в Петербурге, очень интересовался подробностями событий во время восстания, ходившими в то время и потом слухами. В целом, как мне кажется, я произвёл на него благоприятное впечатление и под конец аудиенции он заявил, что постарается как можно быстрее решить мою судьбу в благоприятном ключе, а пока будет рад видеть меня в обществе.