За Лечлейдским мостом нас ждало ещё одно развлечение: в этом месте обычно до крайности рациональные англичане почему-то не стали устраивать шлюзов, а паром перепрыгивал через пороги на запрудах с высоты около пяти футов. Занятие это достаточно рискованное, учитывая, что внизу ждёт водоворот и малейшая оплошность рулевого или форейтора грозят судну катастрофой, а пассажирам холодной ванной и потерянным имуществом. Мы с Никитиным удобно расположились на корме и с интересом ждали обещанного паромщиком развлечения. Сразу за мостом лошади перешли на крупный галоп, движение баржи ускорилось, и вскоре мы увидели перегораживающую устье канала запруду с отверстием по левой стороне, куда с рёвом устремлялась вода и скапливающийся у запруды сор. Туда же устремились и мы, нос баржи пошёл резко вниз, в какой то момент мы оказались в воздухе, но почти сразу последовал удар о воду и нас начал затягивать весьма мощный водоворот. Тут-то я и понял, зачем возница не щадил коней, набирая перед порогом скорость – теперь рулевой, сделав несколько уверенных энергичных движений, сумел удержать баржу на курсе и её не размолотило о приблизившуюся было стену канала. Такая процедура повторялась ещё дважды, пока уже в темноте мы не достигли Оксфорда, где стояли почти час. В Оксфорде на барже поменяли не только лошадей, но и измученный, ничего не евший целый день экипаж, после чего баржа отправилась в дальнейший путь к Лондону, а мы с Никитиным в каюту, которую делили, что удивительно, вдвоём, поскольку других пассажиров первого класса не было. В то же время во втором классе ехало человек до пятидесяти по виду крестьян, рабочих и мелких чиновников.
Раннее утро в Брентфорде было чудесно! Небо на востоке неторопливо светлело, сумерки становились ярче, и всё новые подробности пейзажа проявлялись в ещё недавно кромешной мгле. Прохладный ветерок разгонял обычный для этих мест туман, который, тем не менее, окутывал окрестные поля лёгкой дымкой, придающей им сказочное очарование. Дымы печей, вьющиеся над трубами домов, сообщали картине особый уют и настраивали на лирический лад. Самого восхода, к моему огромному сожалению, видно за постройками не было, но меняющее цвет от чёрного, через все оттенки серого, красного и пшенично-жёлтого к пронзительно чистому бирюзовому небо было великолепно.
К моему огромному сожалению, вскоре поменявший направление ветерок стал доносить весьма неприятные запахи большого промышленного города и порта, туман сменился густым как сметана кислым смогом местного угля, обильно и почти одновременно подброшенного в печи хозяйками, готовящими завтрак своим мужьям и сыновьям, которым вскоре предстояло отправляться на работу. Очарование утра было разрушено, и я плотнее завернулся в плащ, наблюдая, как грузчики перегружают багаж с парома в только что нанятую лодку. Остановиться я решил, как и в Портсмуте, в хорошо знакомом мне Детфорде, до которого нужно было плыть через весь Лондон по постоянно петляющей Темзе. Начинался прилив, и течение вот-вот готово было сменить направление, поэтому я взял лодку с двумя дюжими гребцами, один из которых всё время пытался привлечь наше внимание к местным достопримечательностям. Как будто не замечая, что в нём вовсе не нуждаются, он всё говорил и говорил: