Добрались мы до почтовой станции Сибо, на станции чистенько, ухожено, не то что на наших, вот только хозяин, скотина, ни слова по-русски то ли не понимает, то ли не хочет говорить. Заходим в горницу и видим несчастного поручика Закревского, уже отчаявшегося добиться от истукана-смотрителя хоть слова. Обрадовался он нам, как родным, хоть тогда мы ещё и не были знакомы, посидели, отогрелись с дороги, перекусили, выпили по чарочке, как водится, да и поехали догонять армию вместе.
Погода улучшилась, и скоро мы были в Гельсингфорсе, а там, только представьте, сидит не кто иной, как Буксгевден. По-хорошему, его после Аустерлица гнать взашей в родные Силезию или Англию! А этого надменного индюка, высокомерно отказавшегося от имперского гражданства, на которое «он, слава Богу, не обязан менять своё, чтимое им английское», снова поставили руководить войсками.
Вообще же, армия наша была сильна. В Финляндию вступили три дивизии: 5, 17 и 21-я. Первой командовал Тучков, второй граф Каменский и третьей князь Багратион. Однако Буксгевден никаких действий не предпринимал: видимо ждал, пока застигнутые врасплох шведы соберутся с силами и сами ударят по нашим войскам. Багратион продвигался на Тавастгус и Або, а я, так и не дождавшись всё откладывавшегося штурма Свеаборга, поспешил за моим генералом. Но и в Або ничто не напоминало о войне! Горожане, сперва встретившие нас со страхом и недоверием, вскоре убедились, что бояться им нечего. От Буксгевдена поступил приказ прекратить наступление и оставаться на неопределённое время в Або, так что ничего, кроме бесконечных балов, мне и тут не светило. После двух скучнейших недель я запросился на север, где ещё пахло жжёным порохом.
На севере, в Вазе, действовал со своим отрядом мой двоюродный брат Николай Раевский, который сперва попытался заткнуть мной дырку в собственном штабе, но после согласился и отпустил в свой авангард, к моему давнему знакомому Якову Петровичу Кульнёву. Вот там-то уж действительно было по мне – что ни день, то схватка! Догнать авангард мне удалось только в маленьком, за два часа до того с налёту занятом городке. Лучшие дома были по обыкновению отданы раненым и тем господам офицерам, которые, привыкнув к комфорту, испытывают нужду в походной жизни. Якова же Петровича я нашёл в бедняцкой хибаре на окраине с той стороны, откуда ожидался неприятель. Поздоровались мы с ним, обнялись по-дружески, да и говорю я ему, мол в Або сейчас только балы гремят, так не примешь ли ты меня, брат, к себе пороху понюхать. А он и рад, отвечает, что балы и у него громкие, только свойству немного иного: под картечную музыку только успевай кружиться.