– Мне давно уже хватает для сна четырех часов, – сказал Жюстен.
– Мне тоже, – обрадовалась Мари. – В приюте мне удавалось спать понемногу, а потом я привыкла и больше уже не хотелось…
Она виновато взглянула на Жюстена. Разговорилась не ко времени. Но он кивал её словам, словно и сам хорошо знал, что такое приют для бедных девочек.
Теперь у нее с Жюстеном появилась своя тайна. Мари пообещала себе когда-нибудь всё рассказать своей госпоже. Наверняка она удивится!
Надо сказать, что Жан, граф де Вассе-Шастейль, ничего о занятиях Сони не знал. То есть он не спрашивал, чем она занимается целыми днями в его отсутствие. Если просто ничего не делает, то и это не возбраняется аристократке.
Сам он теперь тоже считался аристократом, но, как шутил над собой, купленным. Потому ему трудиться было незазорно. К тому же в доме жил не кто-нибудь, а рыцарь Мальтийского ордена. Жан и сам бы с удовольствием слушал его нескончаемые рассказы, если бы не беспокойство о том, что его врачебные навыки могут утратиться от ничегонеделания.
Соня подозревала, что если бы Жан и узнал о её занятиях, не стал бы так упорно учиться ни у мсье де Мулена, ни у Жюстена. Подобные уроки его не слишком влекли, чему она удивлялась, потому что прежде считала всех без исключения мужчин интересующимися всяческими видами оружия и драки.
Пока же она в очередной раз давала возможность Жюстену без всякой жалости швырять её на солому, которой обильно устилали пол одного из залов старинного особняка. Хорошо, что она ходила на уроки в мужском платье, так что, падая, не являла собой картину, соблазнительную для постороннего мужчины, а скорее жалостную, потому что, особенно на первых порах, Соня падала тяжело.
Она никак не могла понять, почему де Жюстен падает всегда мягко, точно кошка, а она, как бы ни старалась, – как мешок с костями.
После таких занятий Мари, вздыхая, растирала места ушибов мазью, которую и давал учитель госпожи. Но при этом чему-то улыбалась про себя, пока Соня не прикрикнула на нее:
– Ничего смешного нет. Попробовала бы сама, посмотрела бы я на тебя.
Теперь Мари больше не улыбалась, но если бы Соня не засыпала каждый раз так быстро, то она могла бы заметить, что ее служанка ближе к ночи куда-то исчезает. Мари, улыбаясь, всего лишь думала, что её синяки мазать некому и что постигает она науку Жюстена гораздо быстрее госпожи только потому, что росла не у любящей маменьки, а в сиротском приюте, где за себя нужно было уметь постоять. А уж умению падать она училась с младенчества, иначе бы не выжила…
Уже собравшись в дорогу, княжна все причитала, что для науки, которую она вознамерилась постичь, два месяца так мало! Как раз в это время ей исполнилось двадцать шесть лет, и обитатели дома, в котором Соня проживала со своим товарищем и служанкой, преподнесли ей подарок: странный перстень с черным камнем, оправленным в серебряную вязь, больше похожую на причудливо соединенные знаки, которые наверняка что-то обозначали. Но что именно, командор не объяснил ей – не смог или не захотел. Показал только крохотный рычажок сбоку от камня, с помощью которого тот откидывался и обнаруживал небольшую полость.