Молодая женщина отчаянно кричала и вырывалась, но жители были напуганы и никто не торопился на помощь… Они боялись вмешиваться, кто знает, отчего она кричит, а вдруг ее «всего лишь» пришли арестовать?
Коренастый мужчина уже прижал её к лавке, еще чуть и он своего добьётся…
Что вызвало безудержное бешенство Норбера, то, что на голове разбойника гордо красовался красный колпак санкюлота! Ну же, уроды-хамелеоны, вы убиваете нас, но не позорьте!
Он резко остановил коня и соскочил с седла, положив руку на кобуру и уверенным, пружинящим шагом крупного хищника быстро направился к ним.
– Чего тебе нужно? Убирайся, езжай своей дорогой!, – огрызнулся, обернувшись, субъект – может сам не прочь, тогда после меня!»
От последней фразы кровь бросилась в голову, не вступая в спор или в драку, Норбер молча, выплюнул окурок и выстрелил в упор. Тип судорожно дёрнулся, съехал с лавки и затих.
Молодая женщина тихо плакала, нервно дрожа и села, прижимая светловолосую голову к коленям. В эти минуты Норбер внимательнее рассмотрел её, совсем молода, на вид ей не было и 25 …
– Гражданка, нам нужно немедленно уходить отсюда, я провожу вас до дома!, – он произнес эти слова подчеркнуто мягко и тихо.
– Господи, я должна была бы поблагодарить вас, а у меня нет ни сил, ни слов… я живу далеко отсюда, в центре, ради Бога, помогите мне найти мою дочь, они увезли детей в порт, в пакгауз, умоляю вас, надо торопиться, промедление грозит моей девочке смертью!
– Что здесь происходит?! Кто увез детей и зачем?!
– Кто?! Разве вы не понимаете, откуда же вы? Они уже арестовали так много людей, и какая разница, что среди них старики, даже молодые матери с детьми! Их там немало! Называют себя «ротой Марата»!
– Наемные головорезы, маскирующиеся под санкюлотов, завербованные Карье для исполнения приговоров?, – догадался Куаньяр.
– Бандиты или санкюлоты, какая разница!, – вдруг озлобленно вырвалось сквозь стиснутые зубы женщины.
– Думайте, что говорите, гражданка!, – чтобы подчеркнуть серьезность своих слов, Норбер резко поднял ее голову за подбородок и почувствовал, как она мелко и нервно задрожала, – это нервы, считаем, вы этого не говорили, я этого не слышал. Обычно такого я не прощаю! А сейчас к набережной…
Взял коня под уздцы…
Невзирая на ночной час, везде огни, везде нездоровая оживленность, опасность исходила отовсюду, Норбер ощущал ее каждой клеточкой тела. Женщина ни на шаг не отставала от него, слегка прижимаясь, бессознательно ища защиты.
В нём кипело бешенство и гнев, отвращение и некоторый ужас.. Среди этих вооруженных и озверевших людей возможно всё. Холодом и отвращением отозвалась память.. Аббатство.. сентябрь 92-ого..