– Это очень опасно, гражданин Куаньяр. Повезло один раз, не значит, что повезет в другой. Вы уже поняли, что здесь происходит? Не отказывайте мне, прошу вас, останьтесь до утра!
Норбер не стал отказывать ей, тем более что обстановка в городе ему весьма не понравилось.
Двухэтажный дом в центре Нанта выдавал обеспеченных хозяев, но всё же не аристократов, на этот пункт глаз Норбера был намётан. В небольшом холле их встретила перепуганная служанка, было видно, что она рада видеть хозяйку. Она тут же приняла из рук Норбера задремавшую девочку и унесла ее в спальню на втором этаже.
Куаньяр расположился в кресле в уютной гостиной, а гостеприимная хозяйка пошла отдать распоряжения кухарке. В ожидании ужина гражданка Анриэтта Робер составила ему компанию, сев в соседнее кресло. Только каждые четверть часа она поднималась в комнату дочери, чтобы убедиться, что с ней всё хорошо.
– Вижу, что вы тоже очень устали, – заметила молодая женщина, бросив внимательный взгляд на резко обозначившиеся скулы и впалые глаза.
– Что я, это вы пережили сегодня настоящий кошмар, – Норбер осторожно коснулся губами тонкой руки, – но признаться, чрезмерная жестокость и неадекватность Карье меня озадачила, поверьте, ему совсем недолго испытывать терпение местного населения, совсем скоро его отзовут для отчета в Париж.
Норбер смотрел прямо перед собой, перед глазами стояли сцены, увиденные на набережной. Тяжелые мысли вырывались сквозь зубы вслух.
– Нуайяды это действительно ужасно… плавающие в Луаре трупы, которые течением выносит в океан… это невозможно комментировать… Количество расстрелянных в каменоломнях превысило все разумные пределы… трупный запах уже начинает преследовать окраины города…скоро начнется эпидемия. Страшный замкнутый круг.
Но малолетние дети, гибнущие вместе с матерьми? Я отказываюсь это комментировать, гуманности, как и здравого смысла не отменял и не может отменить никакой декрет…Ответит за всё..Только сохраните это в тайне…
Зачем топить? Гильотина работает достаточно эффективно… – только сейчас Куаньяр замолчал, наткнувшись на расширившиеся от ужаса зрачки молодой женщины. Вот чёрт, отрезать бы тебе язык, братец, за этот один ее взгляд…
– Извините, я иногда бываю груб. Это своего рода мысли вслух, я очень расстроен всем тем, что здесь происходит.
– Я даже боюсь спросить, кто же вы, если не боитесь всех этих… людей и можете от них что-либо требовать. Я не имею права быть любопытной, я до самой смерти буду благодарна вам, вы спасли жизнь моей девочке…и мне. Если вы согласитесь оставить мне свой парижский адрес, я иногда стала бы писать вам, у меня мало друзей, а защитника и совсем нет, – она замолчала, чувствуя неловкость и нервное напряжение, ей было трудно сказать что-либо еще.