Норбер слабо улыбнулся и записал свой адрес на клочке бумаги.
– Отчего же вы боитесь спросить, кто я, вы имеете на это право. Я не преступник и стыдиться мне нечего. Норбер Мари Куаньяр, приехал сюда из Парижа. Отчего легко мог требовать помощи Клуба? И на это отвечу, я член Якобинского клуба Парижа и депутат Конвента…
Она слушала его молча, была всё еще бледна и бросала быстрые опасливые взгляды из под полуопущенных длинных ресниц. Он приписал эту реакцию нервному стрессу, искренне не предполагая никакой другой причины, и поэтому стал держать себя ещё более деликатно и мягко.
Он решил отвлечь ее от страшных воспоминаний разговором:
– Где же ваш муж, гражданка Робер?
– Я вдова уже почти год, гражданин Куаньяр..
– Извините… Но родственники, братья или сестры у вас есть?
– Я здесь совсем одна. Впрочем, в Париже у меня старший брат с семьей, тётка и кузены.. Но ехать в такое время в Париж
– Что вы имеете в виду? Там безопасно… в сравнении с Нантом…
Анриэтта Робер взглянула на него недоверчиво.
– Верьте мне, я знаю, о чём говорю. Но еще раз простите мою бестактность, как вы оказались… в такой ситуации.. если не хотите, можете не отвечать…
– Меня хотел арестовать патруль, я с дочерью сумела скрыться.. Потом нас схватили эти…девочку забрали… со мной остался этот.. сказал своим людям, что мы.. чуть задержимся.. они всё поняли.. смеялись.. простите, я действительно, не хочу весь этот ужас вспоминать!, – она запнулась, на глазах показались слёзы.
– Простите меня… если сможете…я чёрствое бестактное чудовище и за это сам заслуживаю гильотины, – глухо прошептал Норбер и осторожно прижался губами к тонкой нервной руке, – я больше не коснусь этой темы,… но если вы не передумали писать мне, я обязательно отвечу на ваши письма.. сделаю всё, в чём смогу быть полезен для вас!
Появление служанки, объявившей, что в столовой накрыт стол, слегка разрядило обстановку…
Ей было плохо, она три раза заходила в комнату девочки, проверить, спит ли ребенок, она не хотела отпускать гостя от себя, общение отвлекало мысли. Его присутствие давало ей чувство защищенности.
Норбер не спал до рассвета. Он пытался осмыслить и переварить всё, что здесь увидел, но это никак не удавалось.
Жестокости много, логики мало. За что именно её пытались арестовать? Зачем и на каком основании схватили её ребёнка и тех… других, которых он видел этой страшной ночью в пакгаузе?
Почему здесь орудует эта фантастическая «рота Марата», прикрывшая кровавые расправы и произвол красными колпаками санкюлотов? Где Карье и его помощники Фуке и Ламберти их всех нашли? Кому пришло в голову назвать этот карательный отряд именем Друга Народа? Надо же..