– Рад за вас, мадемуазель Софи, но не могу не предупредить: привыкание к этому напитку может быть опасно.
– Чем опасно?
– Именно привыканием. Вы всё время станете греться.
– А один раз это не опасно?
– Один раз – нет, – расхохотался Патрик, опять наполняя кружки. – Согреться‑то вы согреетесь, главное, чтобы вы не забыли, что за великая идея вас осенила.
– О, я, наверное, чересчур легкомысленна, – пожаловалась Соня. – Но совсем недавно я чувствовала себя продрогшей настолько, словно внутри у меня вместо сердца оказался кусок льда, а теперь…
– А что теперь?
– Теперь… я готова опять идти в тот лес, по которому мы сегодня бродили весь день, и вновь пытаться отыскать место, где Флоримон де Баррас оборудовал свой тайник.
– Нет, ваше сиятельство, лучше было бы найти какой‑нибудь иной выход в наших поисках. Вы ведь хотели сообщить мне что‑то об этом?
– Не знаю, даст ли вам что‑то моё озарение, решайте сами… Отчего‑то вы в рассказах об окружении маркиза Флоримона и его подельниках ни разу не упомянули женщину, которая не так давно состояла при нем не то охранницей, не то, как и Эмиль, укротительницей строптивых пленниц. Ее звали Мари.
Куда она делась, я не знаю, но если она жива, то, может быть, знает о его делах лучше всех остальных…Флоримон доверял ей чрезвычайно.
– В самом деле? – оживился Патрик. – Но при мне никто и никогда не упоминал о служанке маркиза по имени Мари. У неё были какие‑то особые приметы?
– Она вся состояла из особых примет! Такое впечатление, что это была наполовину женщина, наполовину зверь.
– Ого, женщина‑зверь. Вряд ли бы её не заметили… Вы не преувеличили от страха, который она когда‑то на вас нагоняла?
– Я именно так её воспринимала. Будто в её роду, кроме людей, оказался не то волк, не то огромная собака… У нее была очень красивая нежная кожа, красивая грудь, но при том ужасный рот с огромными зубами‑клыками, на которые губ не хватало, так что полностью рот она никогда не закрывала. Причем говорила Мари так, будто эти зубы мешали ей или она не успела выплюнуть то, что до этого жевала.
Патрик, слушая Соню, даже подался вперед и ловил каждое её слово. Мгновение подумал, словно переваривая ее сообщение, а потом попросил:
– А не могли бы вы, ваше сиятельство, вспомнить еще какие‑нибудь подробности ее внешности?
– Момент! Знаете, в этой женщине всё было странно. Как будто кто‑то недобрый взял и перемешал в одном облике красоту и безобразие. Судите сами: над красивыми серыми глазами, которые могли бы украсить любое женское лицо, нависали широкие и густые брови, сросшиеся на переносице. Они больше подошли бы суровому бойцу, чем девушке с нежной белой кожей…