– Странно, что никто из тех, кто когда‑либо встречался с Флоримоном, не упомянул об этой молодой женщине… Ведь она молода?
– Думаю, не старше двадцати, но в её лице есть что‑то… от обозлённого ребенка.
– Вы думаете, ваше сиятельство, это удачное сравнение? Вы говорили, Мари производила неприятное и даже зловещее впечатление. И вдруг ребенок…
– Не знаю, – задумчиво произнесла Соня, – но мне кажется, обозлённый ребенок может быть очень жесток.
– Вы так хорошо знаете натуру ребенка? – удивился Патрик.
– Наверное, просто мне давно пора иметь своих детей, – вдруг вырвалось у Сони, не иначе под действием коварного грога.
Патрик опустил голову. Чтобы скрыть улыбку, или что‑то похожее беспокоило и его?
Как всегда, отпущенные на свободу мысли Сони побежали, не сдерживаемые ничем. И нарисовали ей картину некой обитой деревом комнаты – может, то был охотничий домик или просто лесная избушка.
Она и сама не знала, откуда взялась эта картинка.
Домик был маленький, но вовсе не убогий. Окна из настоящего стекла, резные стулья вокруг небольшого, но явно дорогого стола. И Патрик, одиноко сидящий перед свечой, горевшей в большом серебряном подсвечнике.
Но что это? В комнате Патрик не один. Позади него на огромном ложе из блестящего рыжего меха лежит женщина. Кажется, она больна, потому что из груди ее доносится хриплое, даже со свистом, дыхание.
Патрик медленно отпивает из золотого кубка глоток, кажется, тоже грога и беспокойно оглядывается на лежащую. Но она по‑прежнему неподвижна…
Что это было за видение? Может, блики свечи на матовой поверхности кувшина вызвали его, или на Соню так странно подействовал непривычный напиток?
– Дети… – задумчиво произнес Патрик. – Без них жизнь всякого человека теряет смысл. Остается лишь прожигать её, бросая на ветер нажитое богатство только лишь потому, что его некому передать.
– Патрик, что с вами? – шепотом спросила его Соня. А что, если видение было вовсе не её, а Патрика, но она каким‑то странным образом его увидела…
Какие удивительные вещи могут происходить с человеком… Особенно если он не находит им достоверного объяснения…
– Но у вас, – он вдруг цепко взглянул в её лицо, словно ему надо было удержаться на этой стороне сознания, не упасть в далёкое прошлое, которое всё равно нельзя было вернуть, – думаю, было немало возможностей… Я хотел сказать, вы так потрясающе красивы, что вам стоит только захотеть, и у вас было бы уже много детей…
Ну вот, напросилась! Что еще мог сказать молодой человек, чтобы успокоить женщину в минуту слабости? Много детей. Почему до сих пор ей не приходили в голову мысли о детях? А что, если Софья бесплодна?