Соня, конечно, не собиралась всё золото оставить себе. Ежели половина принадлежит маркизу Антуану, то, значит, само собой, после его смерти наследниками станут его сын Флоримон, и жена Агриппина;
– Значит, ты, говоришь, с Эмилем живёшь… – чтобы не молчать, медленно проговорила Соня.
Агриппина поежилась.
– Что поделать… Вы, ваше сиятельство, – девица, вам не понять. Я пока не попробовала мужчину, тоже ничего такого не хотела. У французов… у них всё по‑другому. Мне кажется, наши мужчины даже не знают такого, что знают они. А теперь я каждую ночь лежу в своей комнате и жду Эмиля, как будто он, а не маркиз Антуан, мой супруг. Как вы думаете, бог покарает меня за то, что не сохраняю верность мужу? Но я так рассудила: муж – он тебе супруг от бога, когда ты ему своё тело отдаёшь, и когда деток от него нарожать можешь. А ежели он к тебе ни разу и не притронулся по причине своих преклонных лет… Верность ведь надо сохранять тому, кто с тобой на ложе супружеском возлежит, правда же?
Однако, как изменили Агриппину происшедшие с нею события! Теперь она прямо‑таки философски рассуждает. Послушал бы её Вольтер! Что есть верность, что не есть верность и кому её хранить… Человек, когда хочет себя оправдать, любую философию под свои рассуждения подведёт. Агриппина не хочет обвинений в неверности, вот и придумала для себя собственные категории верности… Но, наверное, не Софье её судить.
– Сейчас я тоже кое в чём признаюсь, – понизила она голос, подвинувшись к Агриппине, – а ты поклянись, что ничего никому не скажешь.
– Богом клянусь! – Агриппина прижала руку к груди, словно призывая в свидетели собственное сердце.
– Дело в том, что я теперь замужняя женщина.
– Правда?! – Агриппина ахнула и расплылась в улыбке. Но тут же вспомнила о клятве и нахмурилась. – А почему об этом нельзя никому говорить? Он низкого сословия, из простых людей?
– Он – князь, – сказала Соня и тяжело вздохнула.
А потом вдруг её прорвало, и она заговорила, торопясь и сбиваясь, но отчего‑то в полной уверенности, что Агриппина её не осудит. Другая непременно бы запричитала – как же так, взять, да и отказаться от мужа! А ежели его поступку имеются причины? Вполне достойное объяснение?
Но бывшая служанка княжны ответила вовсе не так, как Соня ожидала.
– Значит, Григорий Васильевич всё‑таки разверз уста… – понимающе кивнула она и, поймав удивлённый взгляд Софьи, пояснила:
– Я в одной лавчонке Дежансона русскую книжку купила… Должно быть, какая‑то знатная дама, на воды приехавшая, забыла её тут, вот хозяин и решил хоть копейку с неё урвать.