«Дорогая Вероника! – писал уходящий муж. – Пойми меня и прости. Я встретил женщину всей моей жизни. Еще никто не был мне так близок своими мыслями и привычками, своим отношением к жизни, своей философией. Представь, разве может быть такое, что мы с ней даже своих собак одновременно назвали Чарликами!»
Если бы не несчастное лицо Вероники, Даша расхохоталась бы в голос. Ей никогда не был симпатичен Мефодий. Может, из-за него она стала так редко видеться с Вероникой. Самоуверенный пижон. Между прочим, Виктору он нравился, и, наверное, они могли бы дружить семьями, но Даша Мефодия терпеть не могла, особенно после того, как он прокрался к ней на кухню, куда Даша вышла за салатом, и попытался зажать её в углу. Принимать такого типа в собственном доме и терпеть от него подобные выходки?!
Этот самец романтический, верящий, что в него может влюбиться каждая женщина, решил бы, что, даже отталкивая, Даша с ним кокетничает… Ну да Бог с ним!
Беда горюющей Вероники теперь представлялась ей куда ощутимее. Даша по крайней мере видела, как мучился её муж, как он разрывался между чувствами к жене и к Светлане. Что поделаешь, если чувство к другой женщине поразило его в самое сердце, и он не устраивал из этого фарса. Собак они назвали Чарликами! Нарочно не придумаешь.
– Знаешь, – печально сказала Вероника, – а я опять стихи начала писать.
– Ты же сказала, что больше не будешь.
В одиннадцатом классе учительница литературы, ставя Веронике четверку за сочинение, сказала:
– Волынская, вы же поэт. Вы должны знать русский язык лучше меня, скромного филолога.
Класс заржал:
– Поэт!
Вообще-то Вероника своё стихотворчество вовсе не рекламировала. И даже скрывала. Она-то и показывала стихи только близким людям, среди которых числила Дашу и учительницу, как человека взрослого и умевшего отличить плохую поэзию от хорошей. Подруги утверждали, что у Вероники получаются хорошие стихи. Вот и потребовался арбитр.
Вероника тогда сказала в бешенстве:
– Чтобы я хоть одну строчку ещё зарифмовала!
И в самом деле стихи больше не писала, о чём теперь ей напомнила Даша.
– А я и не хотела писать стихи. Они сами полезли. Вдруг. Хочешь, прочту?
– Валяй, – согласилась Даша. У нее как раз было подходящее настроение для лирики.
Среди людей и мнений разных,
Как в заколдованном бору
Со мной играет высший разум
Мне неизвестную игру.
Теряю нить, ищу мотивы,
И всё не вырваться из пут.
Всё кто-то вносит коррективы,
Мой верный путая маршрут.
Кружу – хоть слушаю советы,
Хоть делаю наоборот —
И лишь гадаю по приметам,
Куда дорога приведёт.
Одна надежда, что у бездны