Парень, смотревший до того в окно избушки, вернулся и сел рядом с нею. Сказал:
– Не плачь.
– Я не плачу, – она со злостью вытерла щеки свободной, непривязанной рукой.
– А ты красивая, – сказал он, будто бы с осуждением. – Пить хочешь?
– Хочу, – призналась Эльвира, у которой от волнения в горле пересохло.
Он пошел в другой угол избушки, громыхнул дужкой ведра и принес ей воды в солдатской, уже знакомой ей, кружке. Вода оказалась еще холодной, значит, он совсем недавно ходил за нею к роднику.
– Как тебя зовут? – спросил он, опять присаживаясь напротив и следя, как она пьет жадными глотками, придерживая кружкудругой, привязанной рукой.
– Эльвира.
– И ты меня не боишься?
– Не-ет.
Что на самом деле на нее нашло? Не то, чтобы полное безразличие к своей судьбе, а словно анестезия чувств. Она была так спокойна, что могла даже как бы наблюдать за происходящим с нею со стороны.
– У нас тоже такое имя есть. Только говорят его немного по-другому – Альфира.
Правда, у кого, у нас, он не уточнил.
– А меня зовут – Нури…
– Легко запоминается.
Он отобрал у девушки кружку и навис над нею.
– Зачем ты сюда приехала? Я никогда раньше не убивал русских женщин, а тебя – придется убить.
Он внимательно посмотрел на Эльвиру, но она лишь пожала плечами. Мол, раз придется, убивай.
Нури не подал виду, что ошарашен, но на самом деле он не мог поверить, что она молчит, не бьется в истерике, не валяется у него в ногах. То ли другие женщины именно так и делали, или он вынес свои впечатления из рассказов других.
– Неужели тебе жизнь не дорога?
– Что кому на роду написано, то исполнится, – проговорила Эльвира, но лишь какой-то частью сознания участвуя в этом разговоре.
Что вообще происходило? Может, она устала от негативных впечатлений? Или поняла, что ее жизнь до сей поры представляла ценность разве что как дочери своих родителей, а она в жизни только то и сделала, что не смогла отговорить своего мужа от смертельной для него поездки. Прав ее свекор Виктор Алексеевич: Эльвира всем приносит только беду, тогда чего и за жизнь цепляться? Умрет, через месяц никто о ней и не вспомнит.
Звонарев вон тоже считал, что Эльвира его интересовать не может. Потому что она – дочь известного в городе человека, а он – всего лишь старший лейтенант, и ему надо девушку попроще! Интересно, Алена бы ему понравилась? Не в той своей дурацкой шляпе и босоножках на платформе, а модной молодой женщиной, медленно идущей по аллее, навстречу своей гибели. Наверное, это картину Эльвира будет помнить всегда… сколько будет жить. Алена, уходящая вдаль, в модном, только что купленном костюме, уходящая навсегда…