Неожиданно для себя я краснею. По поводу штанишек. Нормальный домашний костюмчик: хлопковые бриджи и майка с рукавами. У нас в доме всегда теплые батареи, так что в зимнее время я вполне могу обходиться без теплых халатов и штанов с начесом.
– У вас в квартире есть лоджия? – спрашивает Михаил Иванович, без приглашения следуя за мной на кухню – здесь у меня есть ваза, куда я хочу поставить принесенные розы.
– Есть, – говорю я удивленно; для чего ему лоджия?
– Можно посмотреть?
– Можно. Осматривайте всю квартиру, кроме детской – дверь направо, мой сын недавно заснул.
Пусть ходит смотрит, если ему так хочется, хотя его беззаботный вид ничуть не говорит о том, что у Найдёнова ко мне срочное дело.
Я лезу в холодильник, делаю на скорую руку салат из моркови и чеснока, режу колбасу. Отчего-то мне кажется, что Михаил Иванович захочет овсянку, если я предложу. По крайней мере в гостиничном ресторане он ел с удовольствием.
– А чем это у вас так вкусно пахнет? – спрашивает он, возвращаясь на кухню.
– Овсяной кашей.
– Она еще осталась?
– Осталась.
– А вы мне ее дадите?
– Ради Бога! – Я словно дирижирую рукой с ножом. – А я тут закуску готовлю.
– Закуску! – всплескивает он руками и опять скрывается в недрах моей квартиры. Точнее, я слышу, как он топает в прихожую. – Вот.
Он возвращается и ставит на кухонный стол бутылку коньяка в красивой, расписанной золотом коробке.
– У вас в руках не было сумки? – удивляюсь я.
– Зато в мой внутренний карман пальто свободно помещается бутылка. И главное, её не заметно… Вам помочь?
– Спасибо, не надо… Кстати, – спохватываюсь я, – может, вы голодны?
– Ничуть. Я звонил вам из ресторана, где ужинал… Каша – это просто так, я люблю овсянку.
– Тогда, если хотите, садитесь за кухонный стол, я вам положу каши, а сама пока нарежу колбасу и сыр. Ещё у меня есть прекрасный осетровый балык…
– Знаете, Анечка, это только наша женщина, завидев гостя, бросается на кухню готовить закуску. Европейка и не подумает этого сделать. Я никогда бы не женился на иностранке… Кстати, балык я тоже люблю.
– А что вы не любите?
Найденов на минутку задумывается:
– Подгорелую картошку, сбежавший кофе, прокисшее молоко.
– Господи, какой кошмар! – ужасаюсь я. – Неужели у вас было такое тяжелое детство?
– У меня была тяжелая молодость, когда однажды я сдуру надумал жениться…
– Каша у меня не подгорела, – говорю я, протягивая гостю ложку.
Он берет её и начинает уплетать кашу так, что Мишка, с которым мы иной раз устраиваем соревнование, кто быстрей съест овсянку, мог бы ему позавидовать.
Неудобно прерывать столь увлеченного едой гостя, потому я занимаюсь своим делом и не напоминаю Михаилу Ивановичу, зачем он ко мне пришёл.