— Прошу записку об арестовании! Готов убыть на гауптвахту.
Серафимыч послал меня подальше и посоветовал больше не беспокоить. Но дурь моя крепчала. Я сделал еще два захода. И он не выдержал. Глупая моя настойчивость освобождала его от ответственности перед начальником.
* * *
Гауптвахта в связи с праздничной амнистией сияет пустотой и порядком. Начальник ее, люминиевый старший лейтенант, обрадовался мне как брату.
— Не переживай, не успеешь соскучиться. К вечеру тут лечь будет негде. У тебя право выбора камеры…
Железобетонная коробка, окошко под потолком с разбитым стеклом, еле теплая батарея отопления. Из удобств — две скамейки. Нары на день пристегиваются к стене. К сумеркам в коробку четырнадцати квадратных метров свалили десяток пьяных солдатиков. Я укладываю их в компактную кучку и не позволяю покуситься на скамейки. Дважды за ночь по моей просьбе часовой выливал на пытающуюся буянить братию ведро холодной воды. К утру арестантики протрезвели, и тюремная романтика закончилась.
За ночь крайнестанская природа расщедрилась на снег, мороз и ветер. В камере — чуть теплее, чем за разбитым окошком. А дни пошли праздничные, никакой работы не положено, исключительно строевая подготовка. И я ужаснулся: восполню все пропущенные занятия и далеко не в райских кущах!
Заснеженный асфальт двора, я старший команды. Солдатики маршируют вокруг меня, пытаясь тянуть носок и соблюдать единый ритм. Арестанту ремней не положено, по телу гуляет морозный ветерок, здравый смысл замерзает.
Люминиевый старлей, — а именно люминиевых подбирают на такие должности, — изобразил отъезд на личном мотоцикле. Конечно же, я купился. Ворота закрылись, звук цилиндров утих, и я завел команду под безветренный навес-тамбур. Но начальник через секунду рядом, с торжествующей ухмылкой!
От имени коменданта гарнизона получаю еще десять суток ареста. Наконец дошло, что я полный идиот. По всему, просижу тут до самой пенсии, и выйду образцовым учителем строевой подготовки.
Но! Отсидел всего шесть с половиной суток. Генерал, начальник Института и гарнизона, освободил своим приказом. Сессия продолжается, как и серия свадеб. Меня одного, пожалуй, не задевают оба ветра. То и дело вспоминается прочитанная в детстве сказка о мудрой сестрице, предостерегающей неразумного братца:
— Не пей из копытца, козленочком станешь.
Козленочек — симпатичная тварь, но из него вырастает козел. И даже козлище, козлина! Как-то в институтской библиотеке обнаружил книгу без обложки, в которой сплошь загадочные письмена-фразы. В связи с копытцем вспомнил: