— Наир! Ты становишься оракулом! — воскликнула Зефирида, — Но что будет с теми, кто сохранил душу и разум? Их ведь тоже есть…
На оракула я не тяну, и пока собирался с ответом, на помощь пришел Ерофей.
— Боль — наша, но дело — нет. Не Тьма правит мирами. И не она решает судьбы. Происходящее и есть самое справедливое. Кто не согласен, пусть еще раз посетит Центр Религий.
— Так, и нет сомнений! — поддержал Ерофея Горомир, — Вот я никак не пойму, почему от индивидуальной судьбы Анвара зависит судьба и успех всего нашего отряда. Но мы доверяем Куратору Атхару. И я доверяю. Это ведь и есть вера? Разве не так?
* * *
Да, мы еще не единое целое. Не отряд. В полосе непредсказуемости и неустойчивости так нельзя. У меня нет неуверенности, но колеблюсь в каждой ситуации. Тут и учащение того, что Внизу называют «дежа вю». Будто я видел ранее происходящее с Анваром. Странное чувство знакомости… Он там несколько раз необъяснимым образом терял сознание, начиная с момента смерти матери. В памяти и подсознании в это время происходила очередная коррекция. Что-то уходило, что-то приходило, делалась перегруппировка внутри психики. Со мной происходило то же самое, с некоторым запаздыванием. Я не говорил Атхару. Не понимаю чего-то крайне важного.
Эль-Тагир оказался самым решительным. И обратился к Атхару, решительно, почти резко:
— Нам нужны знания, которых мы не имеем. Система на мои запросы не реагирует. Отсылает за доступом к Куратору.
Атхар ответил немедленно:
— Все необходимое, в том числе знания, будет дано вовремя. Если будем готовы. Тогда только каждый обретет полноту. Во многом. И в знаниях…
Полноту!? О-о-о…
Валерий. Возвращение в Сурию
Внутренний бардак не прибавляет преданных друзей. Внешние имперские связи ослабели. Зори над Славином побагровели, цвет пентаграммы сгустился. Страна Ахмада отказалась от присутствия военных советников. Первыми убыли те, кто пугал Родиной других. Пришла моя очередь, но внезапно меня скрутила лихоманка непонятного происхождения.
Вначале прямые линии обрели волнистость, цвета потеряли естественность. Затем пространство расслоилось на плоскости, которые начали вокруг меня танец, знакомый с юности. Они изгибались самым причудливым образом, но не сопересекались. Ориентироваться стало невозможно. Затем накатила неодолимая слабость.
В госпитале я потерял сознание. Но наблюдал себя со стороны, слышал разговор врачей. Подходящего диагноза не нашлось, на всякий случай поставили капельницу. В бумагах записали интоксикацию неизвестного происхождения. На следующий день я полностью пришел в себя, и потребовал сигарету.