— Два советских «Лунохода» и американские «Роверы», — первым опомнился Саймон, — Кто их собрал в одну кучу?!
Разведчик показал каждый аппарат поочерёдно. Солнечные батареи откинуты. Отражатели, ходовая, — всё в исправности. Будто все пятеро только что съехали с лунных модулей земных кораблей. И, — мало того, — рубчатые следы колёс! Следы расходились веером в разные стороны, утверждая: они прибыли сюда своим ходом. И ещё, — странное свечение у антенн!
— Началось! — хрипло прошептал Салтыков.
Смысла его замечания никто не понял. Блашкун, воспитанный годами армейской службы, сказал:
— Надо докладывать Земле, командир. Кто-то побывал тут. Незадолго до нас.
— Ну и что? — с философским спокойствием отреагировал Саймон, — Все луноходы давно в частной собственности. Как и почти треть лунного диска. Почему бы их хозяевам…
— Их хозяевам, если они живы, не до собственности на Луне. На Земле общегражданская война на самоистребление. И все ракеты оприходованы нами. А здесь…
Салтыков не договорил. Совсем рядом с луноходами проявились светлые мерцающие облачка, чуть растянутые по вертикали. Сквозь их невесомую ткань проглядывали детали рельефа, слегка окрашенные голубизной. Ошарашенные видением, люди не сразу отреагировали на вызов десанта. Взволнованный Тревер, заместитель Блашкуна, повторял в эфире:
— Денис Исидорович, почему не отвечаете? У нас такое!
Полушар Юнивера обрёл прозрачность, в горле Салтыкова захрипело. Он натужно прокашлялся и сипло произнёс:
— Есть-таки шестое чувство! Всё, друг мой Блашкун. Считай, что как командир лунной базы ты не состоялся. Не будет ордена за оборону Луны. И памятника в море Дождей не поставят.
— Ничего, — тоже просипел Блашкун, — По медальке мы уже заслужили.
— Надо же, какой сюрприз преподносит нам габбро! — Денис потёр глаза пальцами.
— Кто преподносит? — не понял Блашкун.
— Габбро — переплавленный лунный базальт. Из него и растёт эта штука, — пояснил Кларк Саймон.
У подножия центральной высотки, на которую взобрались все десантники, росло и расцветало невероятное растение. Толстый зелёный стебель поддерживал на десятиметровой высоте розовый цветок, напоминающий кувшин с вытянутым горлом. Тёмная остроконечная зелень венчика, на серой массе реголита — светлый изумруд зубчатых листьев…
— Розовый лотос! — ахнул Саймон.
— Лунный лотос! — уточнил Гаман, рассматривая цветок с высоты центральной горы Птолемея.
— Та-ак. И что же это может значить? — спросил Салтыков.
Самообладание, а за ним и русско-армейский юмор покинули его.
— Увеличенное подобие цветов, росших в Древнем Египте, — решил разъяснить Гаман, — Геродот называл такой лотос «розовой лилией Нила».