– Как! в самом деле одна только мысль дать мне случай одолеть соперника внушила вам это прекрасное решение?
– Разве это не самая простая и самая натуральная мысль?
– Теперь, когда вы сами это говорите, я уже не сомневаюсь; но самому мне было бы довольно трудно уверить себя в этом. И так, я принужден жить с графом де Монтестрюк, несмотря на странность его объяснения в любви к вам, на сердечно вежливой ноге?
– О! но ведь он так издалека приехал, как вы остроумно заметили!.. – прервала Орфиза.
– И даже, – продолжал де Шиври, крутя усы, – вы потребуете, быть может, чтобы за этой вежливостью появилось искреннее желание оказать ему услугу при случае?
– Так и следует порядочному человеку… да впрочем, не это ли самое вы уже и теперь делаете?
– Не нужно ли еще, чтобы я, в благодарность за вашу стол лестную для меня любезность, дошел до прямой и открытой дружбы?
– Я хотела именно просить вас об этом.
– Разве одно ваше желанье не есть уже закон для того, кто вас любит? С этой минуты, граф де Шаржпноль не будет иметь друга преданнее меня, клянусь вам.
Орфиза и Цезарь поговорили еще тем же шутливым тоном, он – стараясь подделаться под любимый тон кузины, она – радуясь, что может поздравить его с таким веселым расположением духа. Проводив ее во внутренние комнаты, он сошел в сад, где заметил кавалера Лудеака. Никогда еще, быть может, он не чувствовал такой бешеной злобы. Он был оскорблен в своём честолюбии столько же, как и в своём тщеславии.
– Ах! – вскричал он, – герцогиня может похвастать, что подвергла мое терпенье чертовски тяжелому испытанию! но я выдержал себя, как будто желая испытать, насколько послушны у меня нервы. Ах! ты был ужасно прав! Целый час она безжалостно насмехалась надо мной со своим Монтестрюком! и с каким вкрадчивым видом, с какой улыбкой! Она все устроила, только чтоб угодить мне, и я должен бы благодарить ее с первой же минуты, говорила она… Сам дьявол принес сюда этого гасконца и бросил его на мою дорогу!.. Но он еще не так далеко ушел, как думает!.. Она хочет, чтоб я стал его другом… я… его другом!
Он сильно ударил ногой по земле.
– А странней всего то, – продолжал он, бросая мрачный взгляд на Лудеака, – что я ведь обещал – я послушался твоих советов!..
– И отлично сделал!.. Вспомни знаменитый стих на этот случай:
j'embrasje mon rival, mais c' ot pons l'étvuffer!
Это Расин написал, кажется, и в твоем случае поэт оказался еще и глубоким политиком. Стань неразлучным другом его и, право, будет очень удивительно, если тебе не удастся, под видом услуги ему, затянуть его в какое-нибудь скверное дело, из которого он уже никак не выпутается…. Его смерть будет тогда просто случаем, который все должны будут приписать или его собственной неловкости, или роковой судьбе… Но чтоб добиться такого славного результата, не надо скупиться на ласковую внимательность, на милую предупредительность, на прекрасные фразы. Если бы тебе удалось привязать его к себе узами живейшей благодарности, ты стал бы его господином…. А насколько я изучил графа де Монтестрюка, он именно способен быть благодарным.