– Э! наш маленький приятель, – сказал он, – не станет даром играть так волчком; кажется, надо его порасспросить.
Он подошел к нему в ту минуту, как мальчик вытягивал шею, чтоб заглянуть за угол улицы вдаль.
– Ах! как хорошо, что вы вздумали переодеться! – сказал Угренок, едва не вскрикнув от радости.
– Есть, значит, новое?
– Еще бы. Ваши неприятели стоят там на часах. Они не сходят с места от самого рассвета!
– А мой товарищ?
– Большой черномазый, что ворочает языком десять раз во рту, прежде чем заговорит? Он пришел… я успел его предупредить. Он задумал непременно войти домой…
– И вошел?
– Да, но через забор соседнего сада; перелез через три или четыре стены; а потом тем же путем опять ушел.
– Настоящая кошка, этот Кадур! А теперь?
– Он здесь близко в одном месте, которое я знаю… я могу провести вас к нему… Делайте только вид, что ищете крючком под стенами, и идите за мной издали. Куда я войду, войдите и вы тоже.
Угренок поднял свой волчок и принялся скакать впереди, как заяц по борозде. Коклико шел сзади, посвистывая. Два-три человека, одетых как рабочие, ходили взад и вперед. зевая перед дверьми, но зорко поглядывая во все глаза.
– Хорошо! я знаю, что это значит! – сказал себе Коклико.
Войдя в пустынный переулок, Угренок, прыгавший все время, не оглядываясь назад, толкнул дверь кабака, стекла которой были завешаны грязными кусками красной материи, и проворно юркнул туда. Коклико вошел за ним после и с первого же взгляда узнал Кадура, хотя он тоже был переодет. Араб сидел перед стаканом, до которого не касался вовсе, положив локоть на стол и опираясь головой на руку. Товарищ сел рядом на той же скамейке.
– Ну? – спросил он, осушая стакан, стоявший перед арабом. Кадур обернулся; ни один мускул на лице у него не дрогнул.
– Наконец! – сказал он в ответ.
– Говори скорей! – сказал Коклико; – нас ждет кто-то, кто сильно об тебе беспокоится, между тем как я беспокоюсь об нем.
– Тогда и говорить нечего; пойдем.
– Дьявол, а не человек! – сказал Коклико; – у него язык нарочно для того и есть, чтоб не говорить!
Кадур уже встал и, не отвечая, отворял дверь. Коклико увидел с удивлением, что он остановился перед ручной тележкой, которой он было и не заметил и которая стояла у стены кабака. Араб молча надел ремень себе на плечи, стал в оглобли и двинулся, везя тележку. Тележка была наполовину полна салату и прочей зелени. Рот его стянулся от беззвучного смеха.
– Одна и та же мысль! – сказал себе Коклико: – я – тряпичник, а он – огородник.
Коклико пошел вперед: Угренок бежал рядом с ним. В конце улицы мальчик замедлил шаг и, дернув его за полу, сказал: