– Да перестань, ради Бога! а то, право, переберешь весь словарь мифологических сравнений. Да и к чему? ведь я знаю и тоже поклоняюсь ей.
– И ты не сошел с ума от любви, как я?
– Но, – отвечал Гуго, запинаясь, – признайся сам, что твой пример не слишком-то может ободрить меня!
– Правда, – отвечал маркиз, вздыхая; – но я хочу забыть эту гордую принцессу. Я заплачу ей равнодушием за неблагодарность. Я соединю свою судьбу с твоей, я не разлучусь уже с тобой ни когда. Мы вместе станем гоняться за приключениями. Мы добьемся того, что о наших подвигах затрубят все сто труб Славы, я я хочу, чтобы, ослепленная блеском моих геройских дел, когда-нибудь она сама, с глазами полными слез, упала передо мной на колена, умоляя располагать ею… едем же!
– Куда это?
– Право, не знаю, но все-таки едем скорей!
– Согласен, но с условием, что ты пойдешь прежде со мной к графу де-Колиньи, у которого я поселился после той ночной схватки.
– Да, кстати! правда! что с тобой сделалось после этого наглого нападения, которое подоспело так во время, чтобы рассеять мои черные мысли?
– Я встретил дом, где одна добрая душа приютила меня.
– А хорошенькая эта добрая душа? спросил маркиз.
– У христианской любви не бывает пола, – отвечал Гуго, а про себя подумал: – «Положительно, этому бедному маркизу не везет со мной!»
Когда оба друга вышли на улицу, маркиз взял Гуго под руку и, возвращаясь опять к предмету, от которого не могли отстать его мысли, продолжал:
– Я всегда думал, что если сам дьявол зажжет свой фонарь прямо на адском огне, – и тот не разберет, что копошится в сердце женщины! Что же после этого может разобрать там бедный, простой смертный. как я? Принцесса была вся в черном, приняла меня в молельне, – она, дышавшая прежде только радостью и весельем… а из слов её я догадываюсь, что она поражена прямо в сердце каким-то большим горем, похожим на обманутую надежду, на исчезнувший сон, в котором было все счастье её жизни… Не знаешь ли, что это такое?
– Нет, – отвечал Гуго, не взглянув на маркиза.
– Ведь не может же это быть любовное горе! Какой же грубиян, замеченный принцессой, не упал бы к её ногам, целуя складки её платья? если бы я мог подумать, что подобное животное существует где-нибудь на свете, я бы отправился искать его повсюду и, как бы только нашел, вонзил бы ему шпагу в сердце!
– Надо однако и пожалеть бедных людей: довольно уже, кажется, быть слепому; умирать тут незачем!
– Пожалеть такого бездельника! что за басни! Она хочет удалиться от света, эта милая, очаровательная принцесса, украшение вселенной, запереться с своем замке, там где-то за горами, и даже намекнула мне, что втайне питает страшную мысль – похоронить свои прелести во мраке монастыря. Вот до какой крайности довело ее несчастье! Клянусь тебе, друг мой, я не переживу отъезда моего идола…