Графиня не отняла руки, взглянула на него нежно и кокетливо, и спросила:
– А вам очень хочется, чтобы граф де Колиньи был назначен командиром армии, которую посылает король на помощь своему брату, императору германскому?
– Это было бы мне дороже всего, если бы, когда я добьюсь этого, не оставалось еще другого, что мне еще дороже.
– Что же это такое?
– Ваш гнев не поразит меня, если я осмелюсь признаться.
– Прошу вас.
– Если так, графиня, то я больше всего дорожу желанным случаем – броситься к ногам той, которая дает мне возможность заплатить долг благодарности!
– У вас такие основательные доводы в пользу графа де Колиньи, что я начинаю находить его честолюбие совершенно законным… Я решаюсь поговорить с королем.
– Когда же, графиня?
– Да сегодня же вечером, может быть.
– Тогда – наше дело выиграно! – сказал он, опускаясь на колена. Олимпия медленно поднялась и сделала ему знак уйти.
– Я отсылаю вас не потому, чтоб рассердилась, но вы меня взволновали вашими рассказами о благодарности и войне, о любви и славе… Мне нужно остаться одной, подумать, сообразить. Мы скоро опять увидимся… Надеюсь, что вы покажете себя достойным моего участия.
Гуго поклонился и вышел. Вечером, разговаривая с Брискеттой, Олимпия сказала:
– Он умен, этот граф де-Монтестрюк… он пойдет далеко!
– Надеюсь, – возразила горничная, – если какой-нибудь добрый ангел придёт к нему на помощь.
– Добрый ангел или благодетельная фея…
– Я именно это и хотела сказать.
В этот самый день, около полуночи, когда Гуго, окончив свою службу в Лувре, возвращался в отел Колиньи, Коклико подбежал к нему проворно, вздохнул, как будто уставши от ожиданья, и сказал;
– Ах, граф! там кто-то вас ожидает.
– Кто такой?
– Кузен… нет – кузина дьявола… посмотрите сами!
Монтестрюк взглянул в ту сторону, куда указывал Коклико, и увидел в больших сенях на подъезде черный силуэт женщины, закутанной в широкие складки шелкового плаща и с капюшоном на голове. Он сделал шаг к ней; она сделала два шага и, положив легкую ручку ему на плечо, спросила:
– Хочешь идти за мной?
– Куда?
– Если б я могла сказать это, ты уже знал бы с первого же слова.
Коклико потянул Гуго за рукав, нагнулся к его уху и прошептал:
– Граф, вспомните, умоляю вас, маленького слугу, который чуть не сделал, очень недавно, из совершенно здоровых честных людей – бедных израненных мертвецов.
– Одно и то же не случается два раза сряду, – возразил Гуго.
– В тот же день, может быть, – проворчал Коклико, – но через несколько недель – это бывает!
– Если боишься, то оставайся, – продолжала домино; – если ты влюблен, то иди.