Слух о назначении графа де Колиньи распространился с быстротой молнии. Когда Гуго появился в Лувре, там только и было речи, что об этой новости. Сторонники герцога де ла Фельяда злились ужасно. Все спрашивали себя, каким волшебным влиянием одержана была такая блистательная победа в какой-нибудь час времени? Расспрашивали Монтестрюка, зная об его отношениях к счастливому избраннику, но он притворился тоже удивленным.
На игре у короля он встретил графиню де Суассон, которая улыбнулась ему, пока он кланялся, и спросила:
– Довольны ли вы, граф изумительной новостью, о которой вы, вероятно, уже слышали?
– Кто ж может быть ею более доволен, чем я?… Теперь мне и не остается желать ничего более!
Она сделала кокетливую мину и, играя веером, спросила:
– Уверены ль вы в этом?… Я думаю, что и вы тоже хотите участвовать в этой экспедиции, в которую стремится попасть все дворянство?
– Да, графиня, и я брошусь в нее первым, если получу разрешение короля. Мне оказали милость и я хочу заслужить ее готовностью пользоваться всяким случаем, чтоб служить его величеству. Я сделаю всё, чтоб не лишиться высочайшего благоволения.
Графиня де Суассон еще раз улыбнулась.
– Если вы так сильно этого желаете, граф, то можете рассчитывать и на мое содействие, чтоб ваше желание осуществилось.
Графиня де Суассон не преувеличивала, говоря, что всё дворянство Франции стремилось участвовать в венгерском походе. С некоторых пор все, что было при дворе и в армии молодого и блестящего, страшно волновалось, чтоб добиться разрешения отправиться на войну волонтерами. Когда экспедиция была окончательно решена и возвещена официально, порох вспыхнул. Все бредили только войною в странах незнакомых, войною обещавшей возобновление романов рыцарства. Графа де Лувуа осадили со всех сторон просьбами. Во Франции ожил дух, водивший некогда Готфрида Бульонского в Палестину.
Не было больше ни дел, ни интриг, ни любви: мечтой всех стал венгерский поход, война с турками. Кто надеялся уехать – был в восхищении, кто боялся остаться во Франции – был в отчаянии. Можно было подумать, что дело идет о спасении монархии. Опасности такого дальнего похода никого не пугали; этой храброй молодежи довольно было заслужить себе славу и честь.
Все знали сверх того, что король занимался с особенным благоволением поездкой в Венгрию: так называли на языке придворных экспедицию, ради которой император Леопольд, доведенный до крайности, должен был смирить свою гордость и прислать в Париж посольство с графом Строцци во главе. Для приема его король развернул всю пышность, которую так любил уже и к которой впоследствии так сильно привык. Он хотел – и это все знали – выступить в этот поход как король Франции, а не как граф Эльзасский. Этого довольно было, чтоб воспламенить мужество всего французского дворянства поголовно.