Перед Гуго и Овсяной Соломинкой оставалось вниз каких-нибудь десять шагов. Гуго смело дал шпоры коню и одним скачком, собрав ноги, жеребец спрыгнул на гладкую и ровную землю. Раздались восклицания и в одну минуту все платки и все шляпы полетели вверх. Маркиз, отирая слезы, бросился вперед и упал в объятия Гуго.
– Уф! – сказал он, – довольно и одного разу; больше уже не надо.
Гуго не слушал его и глазами искал во все стороны.
– Ах! да, Брискетта! – вспомнил и маркиз. – Смотри, вот она!
И рукой он указал на Брискетту, бледную, уничтоженную, опустившуюся у подножия старого креста. Целая стена зрителей отделяла их друг от друга. Взрыв восклицаний поразил бедную девушку и, объятая ужасом, думая, что случилось несчастье, она вскочила на ноги, увидела Гуго, вскрикнула, улыбнулась и, шатаясь, прислонилась опять к кресту. Гуго хотел броситься к ней, но она поспешно опустила вуаль на лицо и исчезла в толпе, как куропатка во ржи.
Жизнь Брискетты была весела, как песенка, сердце – светло и легко, как текучая вода. Гуго обожал ее, Брискетта тоже его любила, но между ними обоими была заметная разница. однако же девушка вполне отдавалась очарованию любви, с помощью, впрочем, веселого мая месяца, и если Гуго не уставал скакать между Тестерой и Вербовой улицей, то и она также не уставала дожидаться его у себя на балконе. Агриппа только потирал себе руки.
Один разве Овсяная-Соломинка и мог бы пожаловаться.
Иногда, бегая по городу за покупками или просто, чтобы погулять на солнышке, Брискетта удивлялась такому постоянству Гуго ежедневно из дня в день скакать к ней, несмотря ни на ветер, ни на дождь, лишь бы только увидеть ее, и спрашивала себя, надолго ли хватит такой любви. Ей сильно хотелось разъяснить себе этот вопрос, и один раз утром, между двумя поцелуями, когда облака принимали уже розовый оттенок на востоке, она вдруг спросила Гуго:
– Ты приедешь опять сегодня вечером?
– Сегодня вечером? что за вопрос!.. да и завтра – и послезавтра – и после-после завтра…
– Значит, всегда?
– Да, всегда.
– Странно!
Гуго взглянул на нее с удивлением; сердце у него слегка сжалось.
– Что это с тобой сегодня? – вскричал он. – Не больна ли ты? Нет, я думаю… Должно быть, какая-нибудь неведомая мне фея присутствовала при твоем рождении.
– Это почему?
– Да потому, что каждую ночь, в один и тот же час, ни одной минутой не поздней, какова бы ни была погода, каково бы ни было расстояние, я слышу твои шаги под моим балконом, и никогда ни на лице твоем, ни в глазах, ни в словах твоих, ни в выражении твоей любви, я не подметила ни малейшего признака усталости или скуки, ни малейшей тени разочарования или пресыщения. Каков ты был сначала, таким и остался.