– Что же в этом удивительного?
– Да все… самый факт, во-первых, а потом… да подумай сам, что ты говоришь! Да знаешь ли ты, что вот уже четыре или пять месяцев как ты меня любишь?
– Ну, так что же?
– Ты не думаешь же ведь однако жениться на мне?
– А почему же нет?
– Ты, ты, Гуго де Монтестрюк, граф де Шаржполь, ты женишься на мне, на Брискетте, на дочери простого оружейника?
– Я не могу жениться завтра же – это ясно; но я пойду к матери и, взяв тебя за руку, скажу ей: я люблю ее; позвольте мне жениться на ней!
Живое личико Брискетты выразило глубокое удивление и вместе глубокое чувство. Тысяча разнообразных ощущений, радость, изумленье, нежность, гордость, немножко также и задумчивости – волновались у ней в душе и отражались в её влажных глазах, как тень от облаков отражается в прозрачной, чистой воде. Вдруг она не выдержала, бросилась на шею Гуго и, крепко целуя его, сказала:
– Не знаю, что со мной делается, но мне хочется плакать; вот точно так, как в тот день, когда ты спускался верхом с большой Пустерли…. Посмотри, сердце у меня так и бьется в груди. Ах! если бы все люди были похожи на тебя!..
Она рассмеялась сквозь слезы и продолжала:
– И однако же, даже в тот день, когда ты чуть не сломал себе шею из-за этих вот самых глаз, что на тебя теперь смотрят, ты не был в такой сильной опасности, как сегодня!
– В опасности?
– Смерть – это дело одной минуты; но цепь, которую нужно носить целую жизнь и которая давит, чистит, – вот что ужасно! Слушай, друг мой: я не допущу, чтобы твоя мать, графиня де Монтестрюк, была огорчена твоим намерением жениться на мне и поставлена в неприятную необходимость отказать тебе, что она. и сделала бы, разумеется, с первого же слова, и в чем была бы совершенно права – но я дам тебе самое лучшее, самое живое доказательство привязанности, какого только ты можешь ожидать от моего сердца. Ты не поведешь меня с собой в Тестеру, но будешь по прежнему ездить сюда ко мне, пока я сама здесь буду.
– Но….
Брискетта прервала его поцелуем:
– Ты показал мне, как сильно меня любишь. А я покажу тебе, оставляя тебе полную свободу, как ты мне дорог…. У всякого из нас своего рода честность.
Гуго ничего больше и не мог добиться. Заря уже занималась – Брискетта толкнула его к балкону.
Немного спустя, Гуго застал однажды Брискетту бледною, расстроенною, сильно озабоченною посреди разбросанных в комнате узлов; все шкафы были раскрыты, все ящики выдвинуты.
Она привлекла его к себе и сказала, подавляя вздох:
– У тебя храброе сердце, друг мой; не плачь же и обними меня… Нам надо проститься!