– Я заслужу ее, матушка, и добьюсь её.
– Да услышит тебя Господь!
Она привлекла его к сердцу и долго обнимала.
– Теперь, сын мой, помни также, что бывает и такое несчастье, которого ничем не одолеешь. Храбрость бывает иногда побеждена, терпенье истощается, воля устает; сколько бывает таких, что возвращаются с битвы израненные, обессиленные! Если и на твоем пути станут преграды неодолимые, ну! у тебя останется еще Тестера. Окрестные поля дают тысячи полторы ливров в год. Есть, значит, крыша и кусок хлеба для старика, приют от холода и нищеты… Но прежде чем станешь искать здесь убежища, борись до конца и начинай двадцать раз сызнова, пока будет у тебя хоть капля крови в жилах, хоть капля жизни останется в сердце.
Когда Гуго встал, графиня увидела, по мужественному выражению его лица, что сын понял ее.
– Ступай теперь, сказала она ему, и готовь все к отъезду; раз что-нибудь решивши, не надо откладывать.
Маркиз де Сент-Эллис прежде всех узнал об этом решении.
– Ну, молодец, – сказал он графу Гуго, – ты выбрал себе хороший путь! Мне сдается, что и я скоро увижусь там с тобой; я думал было проучить принцессу, но чувствую сам, что сердце бьет уже сдачу. Если только узнаю, что она в Париже…. Мы скоро увидимся.
Он побежал к графине спросить, не может ли и он в чем-нибудь облегчить Гуго в предстоящей поездке. Он толковал уже, что берет на себя снарядить молодого друга, как следует. Графиня остановила его:
– У Гуго не будет ничего лишнего, – сказала она; – У него есть от вас же, маркиз, испанский конь и, сколько я слышала об этом коне, на нем он уедет далеко. От герцога де Мирпуа у него есть Тестера, где он вырос и научился постоянству и покорности судьбе. От отца у него есть шпага. Другие начинают жизнь и с меньшими еще средствами. Притом же вы знаете мои мысли о кое-каких вещах. Я не хочу, чтобы двери отворялись для Гуго чужими руками, а не его собственными; я хочу, чтоб он умел отворить их даже и силой. Здесь сформировался молодой человек, а там, в толпе, в свалке, сформируется настоящий граф де Монтестрюк.
Через несколько дней после этого разговора, солнце осветило день отъезда. Графиня де Монтестрюк встретила сына в той же самой молельне. Глаза у неё были красные, но дух тверд. Она отдала сыну кошелек с вышитым гербом и снятый со своего пальца перстень.
– В кошельке, – сказала она, – сотня золотых; это все, что у меня есть на лицо, и я думала об тебе всякий раз, как откладывала сюда день за день, сколько могла от ежедневного расхода… Этот перстень подарил мне отец твой, граф Гедеон де Монтестрюк, в день нашей помолвки. С тех пор я его ни разу не снимала. Тогда мне было восемнадцать лет, теперь же я – старуха. Сколько горя перенесла я, сколько слез пролила с того времени! Когда ты выберешь женщину, которая будет носить то же имя, что я ношу, надень ей сам этот перстень на палец.