Гуго стоял на коленах и целовал ей руки. Она не спускала с него глаз.
– Еще не все, – продолжала она. – Вот письмо за черной восковой печатью. Ты отдашь его по адресу, но только в таком случае, если будешь в крайней опасности или в крайней нужде. Если нет, то и не отдавай, не нужно.
Говоря это, она задыхалась; губы её судорожно тряслись.
– Вы не сказали мне имя того, кому назначено это письмо, матушка, а на конверте оно не написано.
– Оно надписано, дитя мое, на другом конверте, под верхним. Ты разорвешь верхний только в крайней нужде, когда дело будет касаться твоей жизни или твоей чести. Тогда, но только тогда, иди прямо к этому господину и он тебе поможет.
– Но если его уже не будет в живых?
Графиня побледнела.
– Если он умер, тогда – положись на Бога… тогда сожги письмо.
Она положила руки на голову сына, все еще стоявшего перед ней на коленах, призвала на эту дорогую голову благословение свыше и, сдерживая слезы, открыла ему объятия. Он бросился к ней на грудь и долго, долго она прижимала его к сердцу, готовому разорваться на части.
В самую минуту отъезда, когда все уже было готово, Агриппа подкрался к своему воспитаннику и, отведя его в сторону, сказал ему с довольным видом, не без лукавства:
– И я тоже хочу оставить вам память, граф: это добыча, взятая у врага, и, легко может случиться, что вы будете рады найти у себя в кармане лишние деньги.
И старик протянул ему длинный кошелек, порядочно набитый.
– Это что такое? – спросил Гуго, встряхивая кошелек на руке и не без удовольствия слушая приятный звон внутри его.
– Как же вы забыли, что я, по сущей справедливости и притом в видах нравственных, брал выкуп с мошенников, которые пробовали ограбить наш сундук, где ничего не было?
– Как! эти опыты in anima vili, как ты говорил…
– Именно! и вот вам их результат. Я брал подать с мошенников, употреблявших во зло доверие старика, а честных награждал подарком. Вы можете убедиться, увы! что равновесия между злом и добром не существует! Зло – и это служит предметом самых печальных моих размышлений – сильно перетягивает. У вас в руках теперь и доказательство: у меня ведь было кое-что на уме, когда я изучал по-своему человечество.
– А если б ты ошибся, ведь ты бы разорил нас! – сказал Гуго, смеясь от души.
– Граф, – возразил старик, рассчитывать на бесчестность и плутовство рода человеческого – всё равно, что играть поддельными костями… совесть даже упрекает меня, что я играл наверное.
– Я всегда думал, что г. Агриппа великий философ, – сказал, подойдя к ним, Коклико, слышавший весь разговор. – Этот честно наполненный кошелек представляет то, что мы, честные люди, называем между собой грушей на случай жажды.