– Да их добрая слава пропадет на веки, вот что!
Двинув своего коня между Гуго и Кадуром, который продолжал смотреть на все спокойно, Коклико тоже принял серьезный вид и сказал:
– А как вы думаете, граф, что ждет того, кто ищет себе удачи в свете и у кого есть притом хороший испанский жеребец, который так и пляшет под седлом; шпага, которая так и просится вон из ножен, а в кармане добрые пистоли, которые так и хотят выскочит на свет Божий?
– Да ждет все, чего хочешь, – отвечал Гуго.
– Так значит, если б вам пришла фантазия сделаться императором требизондским или царем черкесским, вы думаете, что и это было б возможно?
– Разумеется!
– Ну, не надо забирать так высоко, граф, не надо преувеличивать!.. это, мне кажется, уже слишком много… А ты как думаешь, Кадур?
– Без помощи пророка, дуб – все равно, что травка, а с помощью пророка, песчинка становится горой…
– Слышишь, Коклико! моя воля будет именно такой песчинкой, а в остальном поможет моя добрая звезда.
– Ну, и я немного помогу, граф, да и Кадур также не прочь помочь; правда, Кадур?
– Да, – отвечал коротко последний.
– Не обращайте внимания, граф, на краткость этого ответа: у Кадура хоть язык и короткий, да за то рука длинная. Он из такой породы, которая отличается большой странностью – говорить не любит…. Огромный недостаток!
– Которого за тобой не водится, мой добрый Коклико.
– Надеюсь! ну, вот, пока мы едем теперь смирненько по королевской дороге, по хорошей погоде, которая так и тянет к веселым мыслям, почему бы нам не поискать, как бы устроить предстоящую нам жизнь повеселей и поприятней?
– Поищем, – сказал Гуго.
Кадур только кивнул головой в знак согласия.
– А, что я говорил! – вскричал Коклико, – вот Кадур еще сберег целое слово.
– Он сберег слово, за то ты можешь разориться на целую речь.
– Ну, с этой стороны я всегда обеспечен…. Не беспокойтесь!
Он уселся потверже на седле и продолжал, возвысив голос.
– Я слышал, что при дворе множество прекрасных дам, столько же, сколько было нимф на острове Калипсо, о котором я читал в одной книге, и что эти дамы, как кажется, особенно милостивы к военным и еще милостивее к таким, которые близки к особе короля. Как бы мне хотелось быть гвардейским капитаном!
– Да, недурно бы, – сказал Гуго: – можно бывать на всех праздниках и на всех сражениях.
– А вам очень нужны эти сражения?
– Еще бы!
– Ну, это – как кому нравится. Мне так больше нравятся праздники. С другой стороны я слышал, что у людей духовных есть сотни отличнейших привилегий: богатые приходы, жирные аббатства с вкусным столом и с покойной постелью, где не побьют и не изранят…. А какая власть! их слушают вельможи, что довольно важно, да еще и женщины, что еще важней. Без них ничего не делается! их рука и нога – повсюду. А некоторые ученые утверждают даже, что они управляют миром. Я не говорю, разумеется, о сельских священниках, что таскаются в заплатанных рясах по крестьянским избам, а едят еще хуже своих прихожан. Нет! я говорю о прелатах, разжиревших от десятины, о канониках, спящих сколько душе угодно, о князьях церкви, одетых в пурпур, заседающих в советах королевских, важно шествующих в носилках… А что вы скажете, граф, о кардинальской шляпе?