Когда шел дождь, общество занималось фехтованием. Была даже особая зала, где собирались и дамы и усердно аплодировали победителям.
Граф де Шиври, следуя советам Лудеака, ожидал именно случая убедиться самому, насколько Гуго де Монтестрюк приобрел искусства и силы у себя в Арманьяке. С того памятного вечера, когда Цезарь вынужден был подчиниться желанию кузины, он постоянно выказывал своему ненавистному сопернику вежливость и любезность, даже заискивал в нем. У Гуго была душа добрая и доверчивая и он легко давался в обман, не смотря на прежние предостережения опытного философа Агриппы, подновляемые и теперь время от времени словами Коклико. Почти можно было подумать, что между обоими графами начинается дружба.
Раз как-то в дождливый день, граф де Шиври вошел в фехтовальную залу в ту самую минуту, как начинался бой между самыми искусными бойцами. Он увидел герцогиню д'Авранш и, подойдя прямо к Гуго, спросил его:
– А что, вас это не соблазняет? Я, признаться, рад бы размять немного руки… такая сырость на дворе… при том же мне бы хотелось узнать, как фехтуют в Лангдоке… И чёрт возьми? мне кажется, что в вас я встречу сильного противника!
– О! – отвечал Гуго, – я научился только кое-как отбиваться…
«Гм! – подумал Лудеак, – какая скромность!.. скверный знак для Цезаря!»
Принцесса Мамиани подошла к ним с улыбкой и сказала:
– Теперь моя очередь увенчать победителя… Вот эта роза, которую я только что сорвала и поднесла к своим губам, будет ему наградой.
И, проходя мимо Гуго, она тихо прибавила:
– Вспомните Сен-Сави!
Через минуту Гуго и Цезарь стояли друг против друга с отточенными шпагами.
Цезарю предстояло отстаивать свою славу, Гуго должен был еще завоевать свою. Орфиза де Монлюсон смотрела на обоих. Цезарь начал с притворной легкостью, прикрывавшей тонкое искусство, Гуго – прямо и отчетливо. Оба выказали всю свою гибкость и ловкость. Лудеак следил внимательно, не теряя из виду и принцессу Леонору, которая волновалась гораздо больше, чем бы следовало при простой невинной забаве. Она продолжала поглаживать розу, Орфиза играла веером. Среди зрителей слышался одобрительный шепот.
Ничто еще пока не обнаруживало, кто из двух бойцов сильнее. Точно бился Ожье-датчанин против Гвидо-Дикого. Железо встречалось с железом. однако же опытный глаз мог бы заметить, что у гасконца больше разнообразия в ударах и твердости в руке; но это были почти неуловимые оттенки.
Дело шло без всякого результата. Наконец граф де Шиври, сделав несколько новых усилий и видя, что ему никак не удается поймать противника и что последний напротив иногда ставит его самого в затруднение силою своей защиты и неожиданностью своих нападений, решил, что граф де Монтестрюк стоит его и что серьезный бой между ними остался бы нерешенным. Зрители принялись громко аплодировать, когда он отступал и, склоняя перед Гуго шпагу, прежде чем тот попал в него, сказал: