Добромыслие (Чернавских) - страница 3


Не молод и не стар,

Живет он бедно и один.

Его друзья – мундштук сигар,

Его наследник – рев турбин.


Рукой в чернилах снял очки

И скрипом пола подошел

К оконной хлипкой ручке

И, провернув ее, открыл засов.


Вид открывался на проспект,

На шумный мерзлый город,

Где стук пролеточных карет

Смешался с пениями хора.


Гремели кэбы, ландо, фаэтоны,

В пот загоняя лошадей,

По тротуарам мокрым

Стекали тени богачей.


Их трость простукивала площадь.

В камзолах ярких, дорогих,

Во фраках самых модных

И в туфлях, что смольны.


А рядом дамы в пышных платьях

Модели robe a l`angliaso.

Духи, трепещущие сладко,

Шелка и лоск атласа.


У водосточных труб

Стоит худой ребячий хор,

И песню жалкую свою

Он дарит публике немой…


Порыв сырого ветра

По улицам стелился,

Взлетал к седому небу,

Срывая розовые листья.


Один листочек прелый,

Кружась над пениями хора,

Чуть шелестел, как лепет,

И подлетел к оконным створам.


А инженер устало-сонный

Платком небрежно смятым

Протер очки движеньем томным,

Обвел проспект скучавшим взглядом.


***


Дробь барабанила по крышам,

Стекая с грязных скатов.

И ветер уносил все выше

Печаль минувших страхов.


В коморке темной чахлой,

Где поселился наш герой,

Чуть трепетал огонь очага,

И в дымоходе таял вой.


На низкой выцветшей кровати,

Под рваным, стеганным пальто

Лежит с отсутствующим взглядом,

И мысли все лишь об одном.


Он вспоминает ласковое детство:

На кухне беленую печь

И мать ирландку с добрым сердцем,

Ее незабываемую речь.


Их тихий домик у холма,

Пристрой и милый палисадник,

Тропинку узкую к полям

И вдоль нее разросшийся лишайник.


Он шел к отцу полями,

Срывая белые цветы;

Его дорогу затмевали

Ракиты пышные кусты.


Йоркширские пологие долины.

За фермой и зелеными садами

Скрывались мельницы турбины,

Он ждал отца с открытыми глазами.


Его фигура тень бросала,

А он бежал к нему, смеясь,

И не было на свете рая,

Лишь только синь любимых глаз.


***


Образы всплывали,

Рождались в этой голове;

И медленно, не замечая,

Он очутился в крепком сне.


Его сознанье, голодая,

Пугало жуткими картинами:

Печей горнила крик пронзая,

И удушая в вязкой тине.


Он был во мраке абсолютном,

Во тьме холодной, ледяной.

Но что-то вдруг перевернулось,

И свет забрезжил молодой.


Он снова юн, красив и ловок.

И смотрит он немного дико

На кряжи гор, и станы сосен,

И на ягнят, пасущихся так тихо.


И снова мрак, и снова свет.

Он видит небо, россыпь звезд.

И лунный диск, и хвост комет,

И мрамор стен, что так белес.


Его нога в сандалии протертой,

В руках пустая сумка.

Кулак зажат, так твердо,

И чувство тихого триумфа…


И так бродил он долго,

Он сотни жизней проживал.

Куда вела его дорога? —

Он сам того еще не знал…