– Юдон опять продаёт кошек под видом зайцев! – пожаловалась кухарка, поднося жаркое, – хотя надо сказать здоровенных кошек.
– Куда продаёт, в замок? – поперхнулся я предположительно мяукавшей накануне зайчатиной, – ему мало колодок?
– В замок, конечно, не продаёт, – успокоила меня кухарка, – я заставляю его одну лапу оставлять не ободранной, чтобы понимать кошатина это или зайчатина, а лодочникам продаёт кошек.
– Скажи всыпать ему плетей как заявится, – вздохнул я, – что за люди такие эти лесники, то с душком принесут, а теперь, видишь ли кошек вообще продают.
– А рыбу какую мелкую привозят! – возмутилась Мария, – я хотела жареной рыбки, а они привезли мелочь, даже в похлёбку негодную.
– Из мелкой рыбы похлёбка самая вкусная, – покачал я головой, – да с рыбой непорядок совсем, велю разобраться.
– Надо конины натушить, – заговорил молчаливый обычно отец, – прикажи забить кобылку.
– Я лошадь есть не буду, не по-христиански это, – нахмурилась Мария, – у нас голод что ли или мы варвары какие конину есть?
– Очень даже вкусно, – сказал я, – мысль недурная, а то надоело всё, конина внесёт в блюда разнообразие, а христианство ни при чём, нигде в Библии не сказано, что конину есть нельзя.
– Всё равно не буду, – ворчала жена, – они такие красивые.
– Кто, лошади? – усмехнулся я, – транспорт, не более, хотя некоторые породистые бывают и умны и хорошо сложены, а так, большая глупая собака.
– Много ты понимаешь, – ехидно сказала жена, считавшая себя большим знатоком лошадей, – я лучше тебя верхом езжу.
– Да пожалуйста, – развёл я руками, – мне лошадь нужна, чтобы пешком не ходить, а плохо я езжу, хорошо, главное куда надо добираюсь быстро и грязь не мешу.
– Всё равно лошади красивые, – упрямилась Мария.
Заезжал Аделар, очень занятый своим университетом. Он приглашал итальянских преподавателей, учёных и художников. Немногие соглашались, хотя некоторые наоборот были счастливы убежать от бесконечных войн южных княжеств и тамошней кровожадной публики. Любое оскорбление заканчивалось тем, что собирались родственники и знакомые посчитавшего себя оскорблённым и шли вырезать родственников и знакомых оскорбившего. Кровавая вендетта продолжалась до последнего человека в роду, убивали женщин и грудных младенцев. А княжества и королевства италийские, невзирая на крайнюю просвещённость учёных и художников вели себя пресквернейшим образом: скупали германских наёмников и устраивали постоянные войны. На дорогах бесчинствовали разбойничьи банды, готовые перебить даже сильный отряд, покажись им добыча заманчивой. Воевавшие в италийских походах пропитались духом кровожадности и привезли уже на север обычай собираться по нескольку человек и дырявить друг дружку, называя это благородной дуэлью. Благородством сие назвать было сложно – победитель забирал коня, оружие и сапоги побеждённого, больше походило на обычный грабёж, многие этим промышляли чуть не ежедневно. Поэтому, бегущие от кровавых южных нравов, учёные мужи были в шоке от северных зим и свирепых нравов северян.