— Будет сверкать, Сергей Фомич, — заверили обрадованные ребята и стайкой понесли бюст к берегу.
— Сейф под ним, — сказал Архипов. — Нам с тобой, Федя, не осилить. Пусть внуки.
Олег Викторович и Юра спрыгнули в канаву.
Николай Филиппович помог Максименко вылезти, надел пиджак, на котором сверкали солдатские награды: два ордена Славы, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Ленинграда». Его окружили ребята. Рассматривали, расспрашивали: «За что?», а один осмелев, поднялся на цыпочки и даже потрогал.
Вскоре на землю лег заржавевший металлический ящик. Попробовали открыть крышку — не тут-то было.
— Несите к дому, — сказала бабка Аринушка. — Ключ у меня.
Белов и Веточкин организовали переноску, и электрический свет, смешавшись с лунным, осветил столы.
Ключ не входил, и пришлось прибегнуть к более надежным инструментам. Наконец крышка открылась.
Николай Филиппович достал пакет, завернутый в клеенку.
— А эта со стола в комнате, — узнала бабка Аринушка.
— Помнится, Анна дала, чтобы не запачкать знамя, — пояснил Архипов.
Осторожно развернули клеенку, потом оказавшееся под ней покрывало — и на стол легло алое полотнище. Местами на нем проступили пятна, один край рассыпался на глазах, но это было первое знамя колхоза, не сдавшееся врагу, не попавшее в плен.
— Ничего, реставрируем.
— И передадите школьному музею, — попыталась продолжить мысль Федорова пионервожатая, но он не согласился.
— Нет, это не музейная реликвия. Оно будет стоять на своем месте, в правлении колхоза.
С особым волнением вынул Николай Филиппович из ящика полевую сумку, тоже обернутую во что-то плотное.
— Когда ты только успел еще и упаковать, — восхитился Федор Васильевич.
— Не знаю, — тихо признался Архипов.
На стол один за другим ложились документы, партийные и комсомольские билеты. Часть сохранилась в хорошем состоянии, в некоторых прочитывались отдельные буквы, в большинстве — особенно в письмах и на ломких фотографиях — ничего нельзя было разобрать.
— Возьмем в город и направим на экспертизу. Там восстановят текст, — сказал стоявший за спиной Архипова Алексеев. — Попросим сделать три копии: для родных, заводского музея и вашего школьного, — добавил он, к радости красных следопытов, опасавшихся, как бы их не забыли.
Когда Архипов высыпал на стол солдатские медальоны, бабка Аринушка спросила:
— Бой на пригорке был, у льняного поля?
— На безымянной высоте, как значилось на картах, — ответил Федор Васильевич. — Отметку не помню. Но там росла пшеница — не лен.
— В сорок первом — пшеница, сейчас — лен, — пояснила бабка Аринушка.