Школьники через четыре часа уплыли домой, а когда подошло Мишино время, ни Иванов, ни Максименко его не погнали.
Только к ночи, когда Иванников, заправив и испытав трактор, поставил в ряд с готовыми к посевной, Миша на равных с другими вытер ветошью руки и, распрощавшись с отъезжавшими, вместе с Олегом Викторовичем и Юрой направился домой.
Занятые работой, не заметили, как на серо-синее небо в полном безветрии наползла темная туча. Только успели войти в дом, хлынул первый весенний дождь.
От усталости не хотелось готовить ужин, и они, ополоснувшись дождевой водой, в избытке струившейся с крыши крыльца, улеглись спать.
Проснулся Юра от яркого света, озарявшего комнату. «Для солнца рано, — подумал сквозь сон, — видно, электричество».
Дотянулся до лежавших на табуретке часов и с трудом стал разбираться в стрелках. А свет не просто заливал комнату — он буквально плясал, как на вечерах дискотеки.
Наконец разглядел время: десять минут первого. Всего пятнадцать минут, как легли.
Юра вскочил с постели и, не добежав до окна, закричал:
— Пожар! Вставайте!
Схватил с табуретки спортивные брюки, надел сапоги, поверх майки набросил телогрейку и выскочил из дома, слыша за спиной шум быстрых сборов.
На улице стало ясно, что горит или склад с семенами — надо же, только радовались, что успели завезти и убрать до ливня! — или мастерская.
Подбегали сгрудившимся табунком, как лидирующая группа на соревнованиях.
Ближе увидели, что полыхает мастерская, столб от ветра покосился, Провода электропередачи провисли и лежат на крыше.
Доли секунд — и решение принято.
— Миша — на склад, Юра — выгоняй тракторы, крыша — моя, — на ходу командовал Максименко.
Найдя на верстаке пассатижи и натягивая резиновые перчатки, Олег Викторович крикнул Иванникову:
— Возьми на буксир неисправные. Потом отремонтированные. И ЗИП… если сможешь.
Выскочил из наполнявшего мастерскую дыма и полез на крышу ~ навстречу смертельной опасности — перекусывать провода.
У Суворова — два метра нейтральной полосы, отделявшей горевшую мастерскую от начавшей париться крыши сарая.
Сорвав со стены багор и огнетушитель, он полез на сарай. Затем поднял туда ведра с песком и водой.
От пляски огня, обдавшего жаром, нервного напряжения, одиночества, черноты ночи Мишкино воображение рисовало одну картину за другой. То представлялось, что охраняет границу, и багор в руках превращался в автомат. То он солдат, готовый к отражению последней решающей атаки. И тогда ведра с песком и водой перевоплощались в разложенные под рукой гранаты.
А вот он такой, как есть, почти шестнадцатилетний мужчина, и тоже на крыше, но не сарая, а каменного дома, и не в затерянной деревушке, а в блокадном Ленинграде. В руках, как и сейчас, багор, рядом песок и вода…