— Скажи: до работы на заводе — ну, тогда, — напомнил Юра, — когда в инспекцию по делам несовершеннолетних как к себе домой ходил, — ты мог вот так, как вчера, полезть в пекло?
Миша задумался. Потом признался:
— Навряд ли.
— Вот и я в колонии, что бы там ни горело, палец о палец не ударил бы. Посмеивался бы, наблюдая со стороны, как начальство мечется. Ну, в лучшем случае, может, побегал бы для виду, чтобы заметили мое «усердие». А вчера нам обоим и в голову не пришло остаться в сторонке. А ты: «Хорошего ничего не сделал. На память только плохое приходит», — шутливо передразнил он Мишу.
В палату забежала пожилая санитарка, заставила Суворова лечь, осмотрела, все ли в порядке, смахнула с тумбочки какие-то крошки и исчезла.
— Обход будет, — авторитетно сказал Миша.
— Или начальство, — высказал предположение Юра, не раз наблюдавший подобную картину в медчасти колонии.
Дверь снова медленно открылась, просунулась палка, за ней — бабка Аринушка. Следом вошла новая медсестра, видимо сменившая Лиду, внесла котомку, поставила между их кроватями табуретку.
— Зачем вы пришли, бабушка Аринушка? — спросил Миша, с жалостью глядя на старуху.
Отдышавшись, она ответила в своей манере:
— Я ведь не спрашиваю, почему после работы пошли тушить пожар.
— Так вам же тяжело, я только поэтому. Сами говорили, что сил еле хватает ездить сюда в День Победы.
— Вам тоже нелегко было. И сегодня у вас своя маленькая победа. Надеюсь, не рассердитесь, что старуха приехала докучать?
— Ну что вы, бабушка, — включился в разговор Юра. — Вы же знаете, как все вас любят. И мы тоже. Миша просто о вас беспокоится.
— Я тут вам гостинцы привезла. Больничные харчи у нас ничего, но домашние завсегда вкуснее.
Она с трудом поставила на колени котомку и неторопливо стала извлекать из нее и передавать Мише банки с вареньем, мочеными яблоками, брусникой, солеными огурцами.
— Спасибо, бабушка Аринушка, ну куда столько, — взмолился Миша, ставя банки уже и на тумбочку Максименко.
— Ничего, вы молодые. А молодые много едят. По своим сыновьям знаю. От вас к ним пойду.
В ее живых выразительных глазах отражалась боль за этих чужих и своих ребят, которые в ту военную пору были в таком же возрасте…
Освободив котомку, бабка Аринушка поставила ее на пол и повернулась к Иванникову.
— Я вот что надумала, Юрочка. Чего тебе после свадьбы в городе торчать, глаза всем мозолить. Забирай свою женушку и вертайся. Я к подружкам уйду, а вы одни поживете в моем доме. Деревенская изба да русская банька теплом приветят молодых.
— Спасибо, бабушка Аринушка, посмотрим.