Парень застонал, приходя в себя. Вадим Петрович повернулся вместе с креслом – так, чтобы одновременно держать в поле зрения и вестибюль и швейцара.
– Сука, – прохрипел между тем Вячеслав Негодяев свой приговор обступившей его со всех сторон реальности.
– Больно, та? – расплылся в сострадательной улыбке Вадим Петрович, и продолжал в том же духе, произнося «б» как английское «p», «д» как «t», «к» как «k», филологически выражаясь, аспиративно. – То ли ишчо будит, дарагой!
– На понт берешь, мудила? – высказал предположение Вячеслав.
– Вай-вай-вай, такой хороший тэл такой дурак достался, – обескуражено покачал головой Вадим Петрович, продолжая давить на психику диким акцентом. – Даже жалко рэзать, честный слов…
– А не пошел бы ты в жопу!
– Вот и голос у тибэ совсем грубий, глюпий и немузыкальный, – заметил Вадим Петрович и поспешил успокоить обладателя столь несовершенных голосовых связок: – Ничего, дарагой, чичас фэсё исправим. Яйци вирэжэм, тэнор запоёщь! В хоре пел? Нэт? Будыщь! Гастрол поедищь, Париж увидыщь, в Вэнэций помрещь. Щутка…
Вадим Петрович щелкнул кнопкой, нож зловеще блеснул лезвием.
– Ни бойса, гяда, под наркозом вирэжу. Чик-чирик и нэту!
Открыв холодильничек, Вадим Петрович, как и предполагал, обнаружил там несколько непочатых бутылок пива. Достал одну, взвесил на руке, прикидывая…
– А вот и наркоз! Импэртний!
– Слышь, дядя, кончай понты кидать. Говори, чё те надо?
– Фисё, чиво минэ надо, дарагой, у тибэ ест, гя, – плотоядно улыбнулся дядя и двинулся к парню. Парень заорал благим матом. Вернее, успел только первую нотку заложить и сразу вырубился, кровью с пивом облившись, битым стеклом обсыпавшись. Вадим Петрович отшвырнул обломок горлышка, спрятал нож и внимательно посмотрел на свои руки. Руки не дрожали. Прислушался к себе. Сердце билось ровно, каждая клетка пела, каждый нерв счастливо вибрировал. Никогда он еще не чувствовал себя так легко, непринужденно, радостно и энергично. Ничто не смущало, все казалось возможным, все было по силам и по нутру. Вадим Петрович поднял очи горе и с жаром взмолился: Помилуй, Боже, ночные души! Но только души, а не тела…
Парень зашевелился. Крепкий мужик. Глаза его были залиты смесью крови и пива, руки связаны, так что обследовать свои интимные места на предмет их целости и сохранности не было никакой возможности. Разве что ноги покрепче сжать? Да разве этак определить количество оставшихся семенников? Но парень был не только телом крепок, но и умом тороват: взял и запел – проверить, тенор он уже или все еще необработанный бас. Оказалось, все еще… Негодяев счастливо рассмеялся.