– Ребята! Конституцией Российской Федерации никакая такая муниципальная полиция не предусмотрена. Значит, формирование это незаконное. А раз оно вооружено, мы вправе считать его бандитским. С бандитами же у нас разговор короткий: если враг не сдается, его уничтожают. Огонь, ребята!
А ребята в ответ: ни гу-гу. Правда, все позиции огневые заняли, с прицелами душой слились, но… Полиция, милиция – всё свои! Рука не подымается. Спусковой крючок прикидывается стоящим на предохранителе. Между тем командир, войдя в раж, не спешит из него удаляться.
– Вы что, забыли на какие барыши они тут себе сладкую жизнь устроили?! На здоровье и на жизнях миллионов людей, зараженных их дурью! На беде народной, гады, жируют…
Дзэн, дзинь, дзэн, – поет тетива старинных луков.
Фить, фьюить, фить, – свистят, сверкая оперением, стрелы.
Блядь, мать, перемать, – хрипит командир батальона, топорщась иглами, словно дикобраз в брачный течке, и валится с бронетранспортера мешком на вязкий от зноя асфальт.
Известно, что особенно сильное впечатление смерть производит посреди роскоши летнего дня, чему в немалой степени способствуют насекомые, чья суетливая возня на трупах порождает в очевидцах святотатственные догадки о величии и ценности жизни.
…Все в неописуемом изумлении вылупляют глаза на группу аттических лучников в белых хитонах, на деревянных котурнах, в красных венчиках из трепетных роз.
– Убирайтесь к воронам из града нашего Неокротона, о вы, жалкие пожиратели бобовых голов своих предков! – грозно велят древние греки наглым варварам в неподобающих камуфляжных одеяниях.
– Ну, торчки, хана вам! – словно слоны боевые ревут омоновцы, сплачиваясь перед лицом превосходящего противника.
– Послал Бог отморозков! – сокрушается противник, разделяясь в самом себе на ортодоксов, ревизионистов, провокаторов и скептиков.
– Ну да, – возражают (в большинстве своем мысленно) последние, – станет Всевышний со всякой шантрапой связываться! Для этого у него дьявол имеется…
– Вот еще, – насмешничают вторые с конца, – больно мы нужны Вельзевулу Люциферовичу!
– Это почему же не нужны? Это отчего же не станет связываться? – возмущаются двое первых по списку.
– Потому же, почему и Бог, – отвечают им.
– Ну, Бог-то ясно почему, – потому что не по чину. А черт какого хрена кочевряжится?
– Со скуки опасается окочуриться.
– Так ведь он бессмертный…
– Потому и опасается, что бессмертный. Был бы смертным, давно б коньки отбросил…
Пока суть да дело, завязывается самый что ни на есть настоящий бой на пересеченной местности. Народ кричит, стонет, недоумевает: мол, зачем нас убивать, мы и так все умрем, ни один в живых, здоровых и счастливых не останется. Однако омоновцы твердо придерживаются мнения, что чем раньше кое-кто кое-кому отдаст душу, тем лучше для общественного порядка, и продолжают увещевать толпу свинцовыми струйками. Несколько неопознанных персонажей поспешно скрываются за ближайшим углом. Полицейские открывают ответный огонь на поражение увещевателей от имени и по поручению народа. В дело вступает крупнокалиберный пулемет на одном из бронетранспортеров. Летят гранаты из подствольников и слезоточивые гостинцы из заморских базук. Матерый корреспондент CNN удивленно взирает на свежую рану на собственном бедре. Рана мозжит и исходит натуральными томатными соками… Как там загнул этот мент-детективщик с гипертрофированным чувством юмора? Праздник вздернутых клопов и распятых тараканов? Что-то в этом роде… Репродуктор на правах старинного друга-маразматика несет какую-то ахинею о кровопролитных сражениях между веденьем и неведеньем, после чего предоставляет слово мэру. Пальба стихает, голос чиновного избранника электората беспрепятственно проникает в ушные отверстия расшалившихся масс.