«Светка, успокой меня, скажи, что это не сон. Если даже это сон, скажи, что он будет длиться вечно».
– Опа, ребята, смотрите, наш друг нарисовался! – голос Поночки выдёргивает меня из объятий сладкой дрёмы.
Буратина берёт бинокль и смотрит на разрезающий воду стремительно летящий в нашу сторону катер.
– Нарисовался, хуй сотрешь! – бурчит он, выпятив нижнюю губу.
Опять это неприятное покалывание внизу живота – естественная реакция, выработанная моим организмом при одном только упоминании об этом человеке.
– Буратина, встреть гостя! Вруби ему, что-нибудь патриотическое. – Весело кричит Поночка.
Буратина недолго елозит пальцем по экрану смартфона. Голос Марайи Керри обрывается и после секундной паузы из динамика раздаётся громогласный роковой бас:
«Неба у-утреннего стяг,
В жизни ва-ажен первый шаг…»
Мы со Светкой недоумённо переглядываемся, не понимая, что это ещё за чертовщина семидесятых годов, пока припев не расставляет всё на свои места.
«И вновь продолжается бо-ой,
И сердцу тревожно в пути-и,
И Ле-енин такой молодой,
И юный октябрь впереди!».
Песня возвращает мне возвышенное душевное состояние и вот я уже ору, подпевая оперному голосу:
«И Ле-е-ени-ин та-акой маладо-ой
И юный октябрь впереди!»
Уже издалека становится видно, как черепушка, возвышающаяся над рубкой, багровеет, становясь похожей на огромную свеклу.
Я уже вижу холёное лицо с намазанной снизу искусственной улыбкой. Ленин ещё издалека машет нам рукой, как старым друзьям. Он одет всё в тот же пиджак и плащик, только вот сорочка под пиджаком новая белоснежная. Рядом с ним вчерашний парень в чёрных очках, второй за рулём.
– Привет отдыхающим! – зычно орёт он, пытаясь перекричать оду, посвящённую его тёзке. Когда нос катера застывает в нескольких метрах от борта яхты, Буратина выключает музыку и на секунду становится тихо.
– А я вас попроведать приехал, поинтересоваться, как отдыхается! – голос Ленина, спрятанный за ширму механической улыбки, как всегда не выражает эмоций.
– Хорошо отдыхается! Твоими молитвами! – отвечает Буратина.
– Главное, чтобы мы одному богу молились! – пожимает плечами, продолжающий улыбаться Ленин.
– Э-э не-ет, Женя! Мы с тобой уж точно поклоняемся разным богам. У нас с друзьями один бог, у тебя другой, но это же никому из нас не мешает молиться.
– Ладно! – Ленин машет рукой. – Давай оставим разговоры о религии, а то так можно далеко зайти. Я смотрю вы искупались? Как водичка? – линзы его очков теперь направлены на меня, стоящего в трусах с накинутым на плечи полотенцем.
– Отлично! Бодрит! – я пытаюсь скопировать его улыбку, но выходит, скорее всего, злобная гримаса.