Что-то зазвенело – так звонит затопленный на дне океана колокол. В ушах зашумело. "Магия", – подумала она, отворачивая голову, чтобы высвободиться из-под щеки и руки лежащего на ней мужчины.
На берегу озера – повиснув над его поверхностью – стоял белый единорог. Рядом – вороная лошадь. А в седле вороной лошади сидела...
"Но я же знаю эту легенду, – пронеслось в мозгу Нимуэ. – Я знаю эту сказку! Я была ребенком, маленькой девчушкой, когда слышала ее от деда Посвиста, бродячего сказочника. Ведьмачка Цири. Со шрамом на щеке... Вороная кобыла Кэльпи... Единорог... Страна эльфов..."
Движения мужчины, вообще не заметившего появившейся картины, стали резче, издаваемые им звуки – смешнее.
– Uuups, – сказала девушка, сидевшая на вороной кобыле. – Опять ошибка! Не то место, не то время. Вдобавок, если не ошибаюсь, совершенно несвоевременно. Простите.
Картина поблекла и лопнула, лопнула, как лопается раскрашенное стекло, вдруг разлетелась, распалась на тысячи радужных мерцающих искорок, бликов и мигающих золотинок. А потом исчезла.
– Нет! – крикнула Нимуэ. – Нет! Не исчезай! Я не хочу! Она распрямила колени и хотела высвободиться из-под мужчины, но не могла – он был тяжелее и сильнее ее. Мужчина застонал и икнул.
– Ооооох, Нимуэ... Оооох!
Нимуэ вскрикнула и впилась ему зубами в плечо.
Они лежали на плаще, возбужденные и жаркие. Нимуэ смотрела на берег озера, на шапки взбитой волнами пены. На наклоненные ветром камыши. На бесцветную, безнадежную пустоту, пустоту, которая осталась от рассеявшейся легенды.
По носу адептки бежала слеза.
– Нимуэ... Что-то случилось?
– Случилось. – Она прижалась к нему, все еще глядя на озеро. – Молчи. Обними меня и ничего не говори. Молчи. Мужчина высокомерно улыбнулся.
– Я знаю, что с тобой, – сказал он хвастливо. – Земля содрогнулась?
Нимуэ печально улыбнулась.
– Не только, – ответила она после недолгого молчания. – Не только.
***
Блеск. Тьма. Следующее место.
***
Следующее место было мрачным, зловещим и отвратительным.
Цири инстинктивно сжалась в седле, потрясенная – как в буквальном, так и переносном значении этого слова. Потому что подковы Кэльпи ударили с разбега во что-то болезненно твердое, плоское и неуступчивое, как камень. После долгого движения в мягком небытии ощущение твердости оказалось настолько неожиданным и неприятным, что кобыла заржала и резко кинулась вбок, выбивая на почве стаккато, от которого зазвенели зубы.
Второе потрясение, метафорическое, ей принесло обоняние. Цири застонала и прикрыла руками рот и нос, чувствуя, как глаза моментально заполняются слезами.