Вокруг них ночь тоже жила отрывистыми криками и стонами раненых. Мольбами и вздохами умирающих. Привыкшие к звукам страдания и смерти, они уже не слышали этого. Эти звуки были для них обычными, естественными, так же вплавленными в ночь, как пение цикад в акациях у Золотого Пруда.
Марти Содергрен лирично молчала, прислонившись к плечу низушка. Иоля и Шани, обнявшись и прижавшись друг к дружке, то и дело прыскали тихим, совершенно бессмысленным смехом.
Прежде чем выйти из палатки, они выпили по мензурке водки, а Марти угостила всех своим последним заклинанием: веселящими чарами, которые обычно применяла при экстрагировании зубов. Русти чувствовал себя обманутым: усиленный магией напиток вместо того, чтобы расслабить, лишь одурманил, вместо того, чтобы снять утомление, еще больше усилил. Вместо того, чтобы дать забыться, напоминал.
"Похоже, – подумал хирург, – только на Иолю и Шани алкоголь и магия подействовали, как было задумано".
Он отвернулся и при лунном свете увидел на лицах обеих девушек блестящие, серебристые следы слез.
– Интересно, – сказал он, облизывая онемевшие, бесчувственные губы, – кто победил в этой битве? Кто-нибудь это знает?
Марти повернулась к нему, но продолжала лирично молчать. Цикады пиликали в акациях, вербах и ольхах над Золотым Прудом. Квакали лягушки, стонали раненые, умоляли, вздыхали. И умирали. Шани и Иоля хохотали сквозь слезы.
***
Марти Содергрен скончалась через две недели после боя. Она сошлась с офицером из Вольной Кондотьерской Компании. Отнеслась к приключению легко и даже легкомысленно. В противоположность офицеру. Когда Марти, любительница перемен, связалась потом с темерским ротмистром, спятивший от ревности кондотьер пырнул ее ножом. Кондотьера повесили, целительницу спасти не удалось.
Русти и Иоля скончались через год после битвы, в Мариборе, во время жуткой вспышки кровавой лихорадки, заразы, которую называли также Красной Смертью, или – по названию корабля, на которой ее завезли, – "Бичом Катрионы". Тогда из Марибора бежали все медики и большинство жрецов. Русти и Иоля, конечно, остались. Они лечили, ибо были лекарями. То, что от Красной Смерти не было лекарств, значения для них не имело. Оба заразились. Он умер у нее на руках, в крепких надежных объятиях ее деревенских, больших, некрасивых, прекрасных рук. Она умерла четыре дня спустя. В одиночестве.
Шани прожила после битвы семьдесят два года. Ушла из жизни знаменитой, всеми уважаемой – деканом кафедры медицины Оксенфуртского университета. Многие поколения будущих хирургов повторяли ее знаменитую шутку: "Сшей красное с красным, желтое с желтым, белое с белым. Наверняка будет хорошо".