Ярре тоже кашлянул. Телега подскочила.
– А к тому ж, – закончила девушка, – слышала я, что другие говорили. Что ты, мол, писарь. И жрец из храма. Сам, значит, видишь, что рука-то... Тьфу, плюнуть и растереть.
Телега какое-то время не подпрыгивала, но Ярре и Люсьена, казалось, вовсе этого не замечали. И им это вовсе не мешало.
– Надо ж, – сказала она после долгого молчания. – Везет мне на ученых. Был один такой... Когда-то... Подъезжал... Ученый был и в академиях учился. По имени одному можно было усечь.
– И как же его звали?
– А Семестром...
– Эй, девка! – закричал у них за спиной ефрейтор Деркач, здоровенный и угрюмый, покалеченный во время боев за Майену. – А-ну, стрельни-тко коняг бичом над задницами, ползет твоя фура словно сопля по стене!
– Будто черепаха, – добавил другой калека, почесывая выглядывающую из-под отвернутой штанины культю, на которой поблескивали пятна затянувшихся рубцов. – Осточертела уже энта пустошь! По корчме затосковал, потому как, взаправду говоря, пива хоцца. Нельзя ль порезвее ехать-то?
– Можно. – Люсьена обернулась на козлах. – Но только ежели на колдобине ось иль ступица полетят, то неделю, а то и две не пиво, а воду дождевую да сок березовый лакать будете, подводы ожидаючи. Сами не уйдете, а я вас на закорки не возьму.
– А жаль, – осклабился Деркач. – Потому как мне по ночам снится, что ты меня на себя громоздишь. Со спины, то бишь с заду. Я так шибко люблю. С заду-то! А ты, девка?
– Ах ты, голяк хромой! – взвизгнула Люсьена. – Хрен вонючий! Ты...
Она осеклась, видя, как лица сидящих на телеге инвалидов неожиданно покрываются мертвенной бледностью.
– Матка, – заплакал кто-то. – А так недалече было до дому...
– Пропали мы, – сказал Деркач тихо и совсем без эмоций. Просто отмечая факт.
"А говорили, – пронеслось у Ярре в голове, – что Белок больше нет. Что уже всех перебили. Что уже, как они выразились, "эльфий вопрос решен".
Конников было шестеро. Но при внимательном взгляде стало ясно: шесть было лошадей, а конников – восемь. Две лошади несли по паре всадников. Все ступали как-то жестко, неровно, низко опустив головы. Выглядели скверно.
Люсьена громко выдохнула.
Эльфы приблизились. Выглядели они еще хуже, чем их лошади.
Ничего не осталось от их заносчивости, от их отработанной веками высокомерности, харизматической инности. Одежда, обычно элегантная и красивая даже у партизан из команд Белок, была грязной, рваной, покрытой пятнами. Волосы, краса и гордость эльфов, растрепаны, свалялись от липкой грязи и запекшейся крови. Большие глаза, обычно надменно лишенные какого-либо выражения, стали безднами паники и отчаяния.