На мгновение воцарилась тишина.
«Сейчас, девонька. Сейчас, милая,» – первым спохватился старик. – «Ты не бойся. Глубоко не засосет. Проверяли уж.»
«Люська, неси решетку,» – фамильярно скомандовал он красавице.
«И ты подмогни ей, милок,» – обратился он к Эдуарду. – «А то из меня бегун уже хреновый.»
Тот послушно двинулся вслед за итальянкой, тянувшей его за руку.
«А зовут то тебя как?» – прокричал вслед старик.
«Эдуард,» – ответил он и добавил немного погодя. – «Петрович. А Вас?»
«О, тезка значит,» – обрадовался старик. – «Рядовой Никимчук Иван Петрович. А это наша Люся. Лючия Фантоцци по ейному.»
Лючия, утвердительно кивая, шустро тащила его за собой. К тому времени, когда они вернулись назад, волоча массивную, квадратную, деревянную решетку, как две капли воды похожую на те, что крепят к стенам домов, чтобы по ним взбирались виноградные лозы, все уже перезнакомились и оживленно болтали. Дед бросил половник, сноровисто уложил решетку наполовину поверх грязи, наполовину на сухую землю так, что она доставала до всех, попавших в грязевую ловушку, расставил Эдуарда и Лючию по углам, дабы они своим весом не давали решетке смещаться и тонуть в грязи, а сам пополз к терпящим бедствие.
«Ну давай, Катя – Катерина, хорошее у тебя имя, душевное, обопрись руками на решетку, колупайся ногами изо всех сил и выползай помаленьку,» – наставлял он.
Получив не тонущую в грязи опору для рук, Катя стала выворачиваться из липкой грязи, словно шуруп, ведомый шуруповертом. Остальные последовали её примеру. Не прошло и получаса, как все они по очереди выползли сначала на решетку, а потом и на землю и повалились на спины, отдыхая.
«Дедушка, а тот, кто нас сюда заманил, он ведь индеец, да?» – немедленно начал приставать с вопросами Руслан.
«Парамошка то? Да, индеец.»
«Почему Парамошка? Разве индейца могут так звать?» – включилась Катя.
«Как его звать, никто выговорить не может. Кличем Парамошкой. Вроде похоже. Да он все одно не отзывается,» – махнул рукой Иван Петрович.
«Беда с ним,» – тут же посетовал он. – «Никакого сладу нет. Озорничает, дичится, все в драку лезет. Вот сцепился недавно с кем-то, его и порезали – спину располосовали. Насилу выходили, когда нашли. Лук вот со стрелами кое-как сделал. Сектанта одного поранил. Они его в свою веру обратить пытались, да зубы об него и обломали. Больше не трогают. Прибился вот к нам. Ровно дикая собака – кругами вокруг ходит, а в руки не дается. Уж целый год, почитай, с ним мучаемся.»
«Год? А Вы сами здесь давно? И где это здесь? Где мы? Что это за место?» – посыпались со всех сторон вопросы, будто сухой горох из рваного мешка. Наконец-то появилась возможность их кому-нибудь задать и, может быть, даже узнать ответы.