Ганна третий день изнывала от беспокойства. Её ненаглядное и неприступное, будто отвесная скала, сокровище исчезло. Исчезло бесследно и необъяснимо. Никодим Савватеевич, почесывая необъятное брюхо, лишь досадливо отмахивался от вопросов докучливой бабы, сколько Ганна не наседала. Вместо сурового Мбонго теперь у него на посылках подвизался Вовчик – существо сильно пьющее, много болтающее и вихляющее по жизни, словно флюгер на ветру. Обзаведясь новой должностью, Вовчик заимел в придачу ничем не оправданный покровительственный тон и развязность. И, вот уж наглость, посмел даже попытаться не допустить Ганну с вопросами к купчине. С холуём баба разобралась по-свойски: наступила на ногу, одновременно толкнув круглыми мячиками увесистых грудей, отчего раззявивший рот Вовчик сел на свою тощую, костлявую задницу и не смел уже путаться у нее под ногами.
Однако, сколько не бегала Ганна за Никодимом, вынюхать да выспросить ничего не сумела. Суматошной бабе ничего не оставалось, как набраться терпения и выжидать, не спуская глаз с жилища старого паука. На отиравшегося поблизости алкаша Ганна и внимания не обращала. А зря. Как ни никчемен был Вовчик, именно он знал то, что её так интересовало. Ревнивица не сомкнула глаз даже тогда, когда весь поселок угомонился: почесался, позевал, попердел, поворочался и затих, посапывая на все лады. И терпение хохлушки, наконец, было вознаграждено.
Никодим Савватеевич высунул из контейнера мясистый нос, настороженно обозрел окрестности и, видимо вполне удовлетворенный увиденным, просочился в приоткрытую дверь. Крадучись, он прошмыгнул мимо разномастных жилищ и торопливо пошагал прочь. За плечами у купчины болтался внушительных размеров мешок. Обмеревшая поначалу у окошка Ганна украдкой последовала за ним, порой опускаясь на четвереньки и выглядывая из травы, как охотящаяся лисица. И если Ганну вела по следу ревность, то Дона Хосе Фернандо Хименеса – одержимость.
У каждого человека одержимость своя. По большей части безвредная, вроде обожания до дрожи в коленках какого-нибудь красавчика-актера или коллекционирования экзотических кактусов, причиняющая вред душевному спокойствию и кошельку лишь самого несчастного. Но бывает и одержимость совсем иного, страшного свойства – религиозный фанатизм: бескомпромиссный, безапелляционный, не терпящий даже тени сомнений и колебаний.
Дело было в том, что с некоторых пор Дон Хименес потерял покой. Червь сомнения грыз его безгрешную душу днем и ночью, как волкодав гложет кость. И этой ночью он снова не давал ему уснуть. Поэтому, став невольным наблюдателем маневров Никодима Савватеевича и одной из блудниц, падре понял, что происходит нечто важное, таинственное и явно непредназначенное для чужих глаз. А значит, он непременно должен выяснить что. Падшая женщина, выпятив зад, мелкими перебежками двигалась впереди, то и дело приседая в траве и вытягивая голову, будто птица, сидящая на гнезде. Дон Хименес шел за ней, почти не таясь. Ганна была полностью поглощена преследованием и ничего вокруг, кроме своей цели, не замечала. Падре был поглощен своими невеселыми мыслями.