Набережной здесь нет, и мы идём – ну, просто вдоль берега, по мокрой от недавних дождей траве. Наконец Шш говорит таким недовольным тоном, что у меня явственно начинает ныть левый, видимо потому что слева его сейчас гораздо больше, чем справа, висок:
– Сколько можно бродить без толку, давай сядем прямо тут.
Ему хорошо говорить «прямо тут», у него штаны, если что, не промокнут. У Шш вообще нет никаких штанов. А если есть их аналог, он из другой материи. Понятия не имею, какой, но точно не из той, которая промокает, поэтому Шш всё равно, где сидеть.
Впрочем, вполне возможно, ему вообще сидеть нечем. В смысле, у меня нет полной уверенности, что у Шш непременно есть задница. Шш невидимый. И скажем так, не особенно осязаемый. Не до такой степени осязаемый, чтобы его можно было вдумчиво ощупать и сделать какие-то выводы. Он весь, целиком из другой материи, а не только то, что, теоретически, может быть у него вместо штанов. Это не всегда удобно, но так получилось. С другой стороны, мы ещё и не такое прощаем друзьям.
– Слушай, а у тебя есть задница? – спрашиваю я.
До сих пор Шш не отличался особой застенчивостью. И не особой тоже не отличался. Вообще никакой! Но после вопроса про задницу он умолкает надолго, так что я уже начинаю сочинять извинение за бестактность, длинное и достаточно заковыристое, чтобы его насмешить. Никогда не знаешь, где у кого уязвимое место и о чём при ком лучше не говорить. Вдруг Шш, бедолагу, в детстве дразнили, что у всех вокруг есть задница, а у него нет?
– Это была метафора? – наконец спрашивает Шш. – А что она означает? Что-то я не догнал. Или ты просто имеешь в виду – вот прямо настоящая жопа, как у тебя?
– Вот прямо настоящая жопа, – подтверждаю я.
– А зачем она мне? – изумляется Шш. – Чтобы – что?
Катька тихо хихикает. То есть, возможно, она как раз хихикает громко, но я слышу – тихо. Потому что Катька, конечно, гуляет с нами, но только отчасти. Другой своей частью Катька сейчас живёт дома, в городе Измаиле. Она бы с радостью вся оттуда приехала, но хрен сейчас вот так просто возьмёшь и куда-то приедешь. Для путешествий нынче так себе времена. Поэтому я просто представляю, что Катька идёт с нами вдоль берега. В этом смысле Катьке со мной повезло, у меня хорошее воображение, так что когда я что-нибудь представляю, оно вполне по-настоящему происходит. Ну, почти. То есть целиком вся Катька на берегу всё-таки не появляется, но из дома там, у себя выходит, потому что когда я представляю, как вместе с кем-то гуляю, этому кому-то становится трудно на месте сидеть. И когда я спрашиваю про задницу, а Шш отвечает, Катька нас слышит. И ей там, далеко, в полутора тысячах километров отсюда, делается смешно.