Это и называется «угодить в капкан». Потому что тот из нас, с кем такое случилось, тут же обретает форму отразившегося в нём сознания. Так мы и становимся призраками – не какими-то «душами мёртвых», а отражением, копией, слепками с них. Я сам так влип и стал Эфраимом – человеком, который очень уж здорово умирал. Он и жил, как я теперь понимаю, отлично, спасибо ему за это: память о жизни тоже нам достаётся, хотя почему-то не вся.
Короче, спросил бы меня кто-то заранее, хочу ли я стать призраком человека, отказался бы наотрез. А теперь даже рад, что так получилось: интересная штука форма. И личность иметь интересно. И память о чужих, но всё-таки неможко своих делах и страстях.
На самом деле всем нашим жизнь в форме призраков нравится, только Лех иногда вздыхает, что ему уже давно надоело быть Лехом. Но мы его не особо жалеем: во‐первых, ворчать просто в его характере, а во‐вторых, любая форма не навсегда. На сколько именно, никогда не знаешь заранее – кто-то всего на пару часов влипает, а кто-то, как Лех, на века. Но рано или поздно форму теряет каждый, это известный (и, при всех достоинствах формы, всё-таки утешительный) факт.
* * *
И вот сейчас мы сидим за столом на обмотанных цепью стульях. Отличная компания у нас подобралась, мы любим вместе гулять. Мне нравятся Лех и девчонки, и я им, вроде бы, тоже нравлюсь, иначе они не стали бы меня с собой всюду звать. Это в новой жизни оказалось самое интересное – что можно испытывать разные чувства друг к другу, не одно одинаковое ко всем. Одним ты нравишься, а другим – не особо, и тебе самому нравятся тоже не все. С кем-то хочешь подолгу быть рядом, других избегаешь, на третьих с удовольствием смотришь издалека, а четвёртым так сильно и остро радуешься, что чужие чувства становятся уже не нужны. Раньше так не было; стал бы мне кто-нибудь тогда объяснять, я не понял бы ни черта. И сейчас не то чтобы понимаю, но когда так удивительно чувствуешь, совсем не обязательно понимать.
– Ладно тебе, не бурчи. Отлично же всё получилось, – говорит Леху Галя.
– И тётке будет потом что внукам рассказывать, – подхватывает Мирка. – «Иду я как-то ночью по городу, и тут страшный призрак зловеще скрежещет зубами – ах!» Хоть что-то интересное с ней раз в жизни случилось. Не совсем зря жила.
Я горячо киваю, потому что тоже так думаю. Ну, то есть мой Эфраим так думал при жизни. Если других чудес не бывает, пусть будут хотя бы зловещие призраки. Лучше уж так, чем никак.
– Миленький, ты же знаешь, я люблю корчить страшные рожи, – смеётся Тася. – Имею право. Мне, между прочим, всего четырнадцать лет!