– Мне надо, док…Прошу! Очень надо к московскому поезду…– последний раз я плакал очень давно. Жизнь научила меня тому, что слезами горю не поможешь, но тут, что-то в моем организме сломалось.– Очень надо, док…Очень…Вопрос жизни и смерти!
Он замялся, будто раздумывая над моими словами. Бросил короткий взгляд на настенные часы и покачал головой.
– Настасья!– позвал он дежурную медсестру чуть осипшим от криков голосом.
Та, видимо, стояла за углом, наблюдая за бурной сценой моего неудачного побега, ожидая, чем все закончится, потому как появилась мгновенно.
– Олег Александрович…
– Я отъеду с пациентом ненадолго…Вы прикройте меня, если что!
– Конечно-конечно!– замахала руками девчушка.– Езжайте, хоть до завтра!
– До завтра, боюсь, этот герой любовник не протянет,– оценивающе посмотрел на меня из-под очков врач,– но до московского поезда…Может быть!
Как же я ему был благодарен в этот момент! Аккуратно по стеночке, я побрел к лифту. Закачался, ослабший после контузии, но крепкая рука доктора тут же подхватила меня за плечо.
– А вот геройствовать не надо! У тебя и без того после контузии голова дурная, не хватало еще, чтобы ты ее на ступеньках отбил окончательно,– рассмеялся врач.
– Почему?– поинтересовался я, когда лифт дернулся с места, опуская нас из травматологии на первый этаж центральной районной больницы.
– Почему?– прищурился доктор, выводя меня в фойе.– Потому что, когда-то я вот так же не успел на московский поезд…
станция Чуйка
Юлька топталась на перроне, нервно посматривая на старинные советские часы, висевшие на здании железнодорожного вокзала Чуйки. Локомотив под состав был уже подан, посадку объявили. Пассажиры с огромными сумками топтались на перроне, перекуривая, прощаясь с провожающими, весело перешучивались с проводниками. Солнечный день, теплая по-летнему погода не могли заставить людей зайти внутрь железного вагона, в котором от царившей внутри духоты была тяжело дышать. Это еще пока поезд разгонится на своем длинном пути, пока выедет за пределы станции, мирно гремя автосцепкой на стрелочных переводах, пока наберет установленную скорость, лишь тогда этот мир заживет своей, обособленной от остальной планеты жизнью.
Лавоченко закурила, оглядываясь по сторонам в надежде, что Вишневский все же появится. Не мог он ее не проводить, будь он хоть сто раз травмирован и ранен! Не мог! Они столько времени были провели вместе, столько раз были в шаге от смертельной опасности, что разъехаться вот так, даже не попрощавшись, было бы не по-человечески. Хотя она была даже не уверена, что хотели бы видеть капитана.