Вот среди листвы мелькнули белые одежды, – какой-то несчастный персидский пехотинец, завидев конницу, дернулся и побежал, в отличие от своих мудрых однополчан, которые в трёх шагах от него зарылись в землю, словно кроты, и их не заметили. Кеос пустил коня в галоп и одним махом настиг перса. Тот бежал, не оборачиваясь, но то ли, услышав стук копыт, то ли спиной почувствовав приближающуюся смерть, истошно, каким-то нечеловеческим голосом завопил. И этот вопль, переходящий в загробный вой наполнил душу Кеоса непередаваемым восторгом! Ликуя, он махнул мечом, и голова врага кубарем покатилась под ноги коню. Кровь из обрубленной шеи фонтаном брызнула вверх, окропив скачущего всадника. Кеос, не останавливая коня, рукавом утёр кровь с лица, это не особенно помогло, ведь руки и так были локоть в крови. Подумать только – он умывался кровью, кровью своих врагов! Все греки сегодня умывались кровью своих заклятых, с незапамятных времён ненавистных врагов!
Вот справа выскочил другой перс. Этот был очень молод. Ополоумев, он бежал, размахивая руками и что-то истошно крича. Кеос хотел было развернуть коня и добить беглеца, но этого перса уже преследовали: за ним вылетел Леонид с копьём наперевес. «Где только он взял это копьё?», – промелькнуло у Кеоса в голове, и в следующую секунду Леонид метнул острое оружие в спину убегавшему. Перс захлебнулся и перестал кричать, споткнулся, полетел кубарем. Кувыркаясь, он ещё больше вогнал копьё себе в спину, и оно проткнуло его насквозь, выйдя наружу. Полными недоверия большими красивыми глазами, молодой персидский воин посмотрел на острие, торчавшее у него из груди. Всё ещё не веря в случившееся, он инстинктивно хватался за окровавленное древко, и пытался вытащить его из груди. Его движения напомнили Кеосу котёнка, которого зачем-то привязали к дереву верёвкой. Перс-котёнок, глупо мусолил древко руками, беспомощно корчась, пытаясь вытащить скользкое от крови древко. Несколько мгновений – и он затих, держась обеими руками за копьё, так и не избавившись от выражения недоверия в глазах.
Кеос перевёл взгляд на Леонида: на лице воина не было жалости, лишь звериная радость. Леонид тоже смотрел на Кеоса, мелко, неестественно смеясь. Недоверчивые глаза котёнка выветрились из сознания Кеоса, душа его воспламенилась от взгляда Леонида, и внутри у него родился звериный, утробный крик хищника, пирующего над жертвой. Воздев мечи к небу, воины, не сговариваясь, повернули коней и помчали бок обок в глубину чащи добивать персов. Крики всадников Александра наполняли чащу со всех сторон. В общем шуме слышались и совсем другие крики, – раненые и умирающие враги стенали и молили о пощаде.