Закончив своё не столь достойное дело, конники остановились. Случай заставлял задуматься. Для гордых греков поведение персидских наёмников не укладывалось в голове, и было ниже всякого человеческого достоинства. «Если уж принимаешь смерть, готовься принять её в бою. Если не готов, не начинай боя вовсе!» – так учили их деды, заветам которых они следовали.
– Это персидские наёмники, – сказал Каликс, – У них нет чести! – Окружающие всадники согласно закивали. – Храбрые перед боем, когда они в большинстве, и готовые лизать ноги, стоит только грекам показать храбрость, – воины молчаливо кивали. Происшедшее подействовало на них очень угнетающе, и только тут до них докатилось, наконец, осознавание того, что бой закончен: враг сломлен, рассеян, подавлен, и даже готов лизать ноги. От этого весь запал куда-то стух, продолжать дальше не хотелось.
«У-у-у-у-у» доносилось с опушки.
– Кажется, трубят, – рассеянно произнёс Кеос.
Звук шёл уже давно. Трубач трубил отбой и затем сбор. Товарищи стали медленно поворачивать назад, к опушке леса. Ехали шагом, молча, уже не обращая внимания на персов, которые всё ещё продолжали метаться по лесу. Большинство персидских воинов были уже без оружия, многие избавились от флагов и знаков различия своих войск, бросили оружие и напоминали, скорее перепуганных крестьян, чем доблестных воинов. Наскочив на всадников, они или бросались бежать в противоположном направлении или падали ниц, моля о пощаде. Греки не обращали на них никакого внимания. Похоже, общее состояние свершившегося дела, постепенно распространилось на всю гипархию: струйки конников медленным шагом стекались со всех сторон, двигаясь на зов труб. Словно река, уже преодолевшая пороги и отбурлившая, греческая конница медленно и мощно вытекала из леса. Угар боя угас, и на людей тяжким бременем наваливалась усталость. Начинали болеть ссадины, царапины, раны и ушибы.
Кеос не заметил, как задремал в седле. Его конь шел сам в общей группе, умному животному не нужны были поводья. Опустив голову, он кивал в такт ходьбы, похоже было, что усталость настигла и это могучее животное. Когда Кеос открыл глаза, всадников вокруг стало больше. Кое-кто вёл пленных. Связанные большими «гроздьями» они семенили за лошадьми, падая и молясь при каждом резком движении, от кого бы оно не исходило. «Здорово мы их напугали» – проплыла мысль у Кеоса. «Значит, будут рабами», – и он опять задремал. Проснулся от неожиданного толчка в бок, – Леонид как всегда вовремя подсуетился. Кеос вздрогнул: лес, куда греки загнали остатки войск Дария, куда-то исчез. Вокруг было поле, оно дымилось от пыли и свежей крови. Сам Кеос сидел в седле перед конным строем, – его сотня выстроилась и ждала приказаний.