Помимо любви и торговли, конечно было много и других дел. Осмотр и обустройство новых владений занимало все свободное дневное время. Ну а вечерами… Вечерами были пиры!
Александр занял, как и подобает, бывший дворец вавилонского сатрапа. Но вместо того, чтобы вкушать все мыслимые и немыслимые удовольствия, или проводить дни и ночи в обществе очаровательных наложниц из захваченного гарема, царь предпочитал отдыхать в обществе товарищей. Каждые два дня проводись большие пиры, куда приглашались все военачальники вплоть до сотника. Царь так же приглашал много местной знати, да почти что всех, дабы познакомиться и укорениться на новой земле. Вавилоняне, до того не слишком обласканные Дарием, вконец обезумели от такого почета. Всеобщее ликование ширилось, приглашенная знать стремилась привести и представить на пиру побольше своих родственников, пользуясь всеобщей неразберихой и тем, что царь Александр не отдавал кому-либо явного предпочтения. Родственники, стремясь подчеркнуть свой статус, тащили с собой свиту. В итоге, сосчитать окончательное количество пришедших было вовсе невозможно! В такое время царский дворец буквально трещал по швам. Однако, атмосфера всеобщего веселья и праздника совершенно компенсировала собой вынужденную тесноту.
Кеос побывал уже на третьем по счету пиру. Голова шла кругом. Греки праздновали победу, которой они ждали никак не менее трёхсот лет!!! Это был тот самый случай, когда мелочиться было не к месту. Гуляли так, что содрогался город, слышали и завидовали окрестности, а эхо долетало до небес, мешая спать богам! К середине пира царский дворец становился похожим на городскую площадь в день праздничной вакханалии: музыка, вино, смех, крики сменялись тостами, славословиями, песнями! Всё это сопровождалось огненной феерией факелов, шутовскими плясками, выступлением факиров и магов, купаниями, играми, потешными боями, где воины мерялись силой и забавляли богов. Бои сменялись жертвоприношением и молитвами, и потом опять, вновь по кругу – музыка, вино, смех, крики…
Царь участвовал решительно во всём. Его пурпурный хитон в черном обрамлении хитонов охраны мелькал то тут, то там. То кружился среди пляшущих греков, то вдруг взмывал ввысь, когда воины подбрасывали своего вождя на руках, то вновь оказывался там, где ему и полагалось быть – на троне, на самом видном царском месте.
Иногда, в перерывах, устав от общего веселья, Кеос искал глазами этот заметный царский хитон. Находил – и наблюдал: вот царь пьёт с воинами, словно простой смертный, поднимая кубок за погибших героев! Вот царь водит хороводы с гетерами, словно подвыпивший гоплит! Вот – совсем уже неприличное: идёт по столу, прокладывая себе дорогу среди разгулявшейся толпы. Но вот мгновение – и царь снова чинно восседает на троне, и все вокруг понимают – да, это царь! Видя, как бодр и подвижен Александр после стольких часов гуляний, Кеос начал осознавать то колоссальное внутреннее расстояние, которое их разделяет. Не просто разница в положении, он, Кеос горожанин, и он, Александр, рождённый царём. Это и так понятно. Нет! Александра отличала какая-то внутренняя дистанция, огромное расстояние вверх, заставляющее людей тянуться к нему, словно бы он был выше всех на голову. Вот царь задумался, опёрся кулаком на щеку. Вот слушает начальника конницы, Аминту. Улыбается. Вот – стал серьёзнее. Взмахнул рукой, – и сразу откуда-то взялся посыльный. Македонец что-то шепнул ему на ухо. Идёт, идёт государственная работа, невидимая, ни на миг не прерываемая, кропотливая, тщательная. Беззаботность пира – это для простых воинов и гостей. Но царь не дремлет, царь ни на минуту не покидает свой пост! Трезва и бдительна охрана. Не шелохнётся лучник, затаившись под куполом пиршественного зала, – надёжно застрахованы греки от всякого рода неожиданностей! И хоть весел царь, но не даёт себя сразить пьяному угару, не гонит от себя гетер, но и не тает в ласковых женских руках. Светел его взор, не замутнён. Что видишь ты своим ясным соколиным взором, царь всех греков, Александр? А видит Александр всё своё войско, как на ладони – такое разное и такое единое. Как лоскутное одеяло, соткал он его по ниточке со всей Греции!