Вийт почти насильно вложил в руку Анфира Житеславовича выпавший было фитиль.
Таде с видом человека, не совсем понимающего, где находится, пробормотал:
– Ах, вы, барон! А кто этот господин с вами?
– Это мой неизменный помощник истопник Фирс! – вскричал Вийт. – Я представлял его вам на рождественском балу у Буков!..
Глаза Таде закрылись.
– Вы меня слышите? – орал сыщик. – Вы меня понимаете?
Фабрикант приподнял веки, глянул на Вийта затуманенным взором и…
Он всё же приложил фитиль к запалу.
Прозвучал оглушающий выстрел. Артиллерийская площадка затряслась. Пушка подпрыгнула. Её дуло изрыгнуло обильное пламя. Пороховые газы белёсым шаром рванули во все стороны, обдав горячей дымной волной Вийта, Фирса и Таде.
Истомившиеся от нетерпения отмашчики в едином порыве взмахнули своими флагами. Дамы на трибунах завизжали. Их кавалеры почему-то разразились громогласным «Ура!» Цилиндры, кепи, капоры и шляпки взлетели в воздух.
Машинисты навалились на рычаги. Их помощники повисли на шнурах гудков.
Чёрные локомотивы надрывно, оглушающе завыли, перекрывая и без того невообразимый шум. Струи пара ударили в ясно-голубые небеса. Колёса, проскальзывая по рельсам, завращались. Составы вздрогнули и медленно стронулись с места. Дирижабли в небе тут же принялись искать нужную высоту, чтобы последовать за ними.
Вийт, потерявший способность что-либо слышать, крутился на месте, то и дело сталкиваясь с Фирсом, пребывавшем в подобном же состоянии. Рядом с ними совершенно спокойно стоял в своей глупой шапке Таде. Глаза его сонно закрывались…
Поезда вдали уже набрали полную скорость. Они всё ещё шли рядом, обдавая друг друга обильным дымом топок, но локомотив студента Мйончинского начал потихоньку выдвигаться вперёд.
Зрители на трибунах неистовствовали, выпуская наружу всё накопившееся за фасадом благочинности безумие.
В судейской ложе мирно спал в специально принесённом сюда кресле фабрикант Таде. Вокруг него метались крепкие молодые мужчины, одетые в обычную городскую одежду, но строгого покроя. Их можно было бы принять за непонятно как проникших сюда зрителей с трибун, если бы не военная выправка. Руководил ими суровый господин с вислыми усами, который до сих пор казался одним из гостей. Ему беспрекословно подчинялись не только те крепкие мужчины, но и слуги, и даже музыканты.
Доктор Лафа́рг, не обращая внимания на суету вокруг, подсчитал пульс на руке Таде, поочерёдно приподнял каждое веко, склонился своим ухом ко рту и послушал дыхание. Гости, перешёптываясь, следили за эскулапом.
– Ничего опасного я не нахожу, – произнёс наконец лекарь.