Подготовив все к отходу, я написал Тасе записку; в ней я надеялся сделать вид, что тоже чем-то недоволен. Хотя я был доволен почти всем, кроме того, что мы больше не любили друг друга. Но это помогло бы Тасе чуть-чуть обидеться на меня и, соответственно, поменьше винить себя. Однако выдавить на бумагу никаких претензий я так и не смог.
Мои вещи пока было перевозить некуда, и я предупредил Тасю, что после за ними заеду… В последнюю неделю мы виделись только дважды (я старался у нее не ночевать) и перекинулись от силы десятком слов. Я был уверен, что мой отъезд ее не огорчит. Ведь я оставлял ее в насыщенной атмосфере выстраивания отношений с Николаем. И, видимо, я был прав. С самого утра, когда я ушел, положив записку на комод в спальне (Тася еще спала) и опустив ключи в почтовый ящик, и в течение всего дня, когда я садился в поезд, а потом ехал, пока не пропала связь – Тася ни разу мне не позвонила. И тогда я выключил телефон, чтобы не ждать напрасно.
Уезжал я летом, а возвращался среди курток и дождей. Подъезжая к Питеру, уже в Ленинградской области, я с надеждой включил телефон. Ничего. Конечно, она могла звонить как раз в те периоды, когда связи не было, и информация о таких звонках потом не приходит, по крайней мере, мне… Но все это было пустое. Разумеется, она не звонила. Прочитав записку, она облегченно вздохнула и выключила меня из памяти – чтобы потом включить всего один раз, когда я приду за вещами. Наверное, Николай уже готовится переехать к ней… А может, уже переехал. Я должен радоваться за нее. Конечно же, я радуюсь.
Я переночевал у Кости. Он после нашей «четверки» сразу улетел домой и за десять дней уже успел свыкнуться с неизбежностью города. И даже набрать сброшенный в горах вес. В отличие от него, я в походах почти не худею, хотя было бы неплохо. На следующее утро я позвонил начальнику и в то же день пришел на три часа на работу, формально возобновив свой трудовой сезон. Все было хорошо, мне были рады. Надо же, и тут обошлось. Но мне было не по себе. Волшебство долгого похода, где время течет по-иному, уже исчезло. Воодушевление первых часов возвращения, когда смотришь на привычные вещи свежими глазами – тоже слетело. И, хотя удивительным образом в тот же день мне подвернулся хороший вариант с жильем (комната в двушке, и во второй комнате уже живет хороший знакомый; как в насмешку, в материальном плане все складывалось как нельзя более удачно), я не чувствовал радости. От Таси звонков не было, но позвонить ей нужно было хотя бы из приличия: мои вещи, должно быть, мешают ей делать ремонт. Да и вещи Николая надо куда-то складывать. Я решил договориться прямо на сегодняшний вечер, чтобы поскорей с этим покончить. Перевернуть страницу, как говорят. Я стал набирать Тасю уже с обеда, но она все время была «вне зоны действия». В метро? Но уже три часа как вне зоны, не может быть. А если уехала отдыхать? Теоретически могла. Правда, мне она ничего о своих планах не говорила (она давно уже ничего мне не говорила), хотя отпуск у нее вроде еще оставался… ну, да с появлением Николая все должно было измениться. Уже под вечер, так и не дозвонясь, я вспомнил про городской телефон. Мы им пользовались для исходящих звонков в разные службы, где нужно было долго дожидаться ответа оператора, но сам я на него никогда не звонил. С трудом стал припоминать номер. Кажется, такой. Попытка набрать – нет, не отвечает. Либо действительно уехала, либо я неправильно вспомнил цифры. Я стал просчитывать вариант с тасиным отъездом – на сколько и от каких своих вещей я окажусь отлучен. Получалось, что я теряю только теплую городскую куртку. Все остальное было заменяемо с помощью привезенного в рюкзаке походного гардероба. Капроновые штаны почти отстирались, ботинки выглядят уважительно, как старый мудрый воин с боевыми ранами. Шапка и перчатки тоже приехали в целости. Если представить, что Тася уехала, скажем, на месяц, то я дождусь ее, поддевая под ветровку все свои многочисленные теплые кофты. Даже не придется прибегать к походной пуховке, которая для города выглядела уже не слишком прилично.