Я устала думать. Страшно захотелось спать. Я принесла плед в спальню и устроилась на кровати, не разбирая ее, прямо в одежде. Пусть приходят, если хотят. Тася, Николай, оба вместе, или в компании с целой ротой полиции. Пусть с грохотом отпирают дверь, наводняют прихожую топотом и гневными выкриками. Это происходит не сейчас, верно? Значит, можно уснуть. И я закрыла глаза.
Знакомлюсь с Тасей и пробую силы в детективе
После дневного сна мне стало спокойней. Николай больше не приходил. Я наслаждалась каждой минутой его не-прихода: позанималась физкультурой (придумав несколько новых силовых упражнений специально для домашних условий), почитала, посочиняла. А может, на сегодня он и вправду решил дать мне отдохнуть? Я села за ноутбук и начала два новых текста: первый – эссе об особенностях эстетики сталинского кинематографа (да, опять-таки вдохновленная Николаем), второй – попытку рассказа. Не продвинувшись в обоих дальше первой страницы, я, тем не менее, ощутила прилив энергии. Настолько, что даже осмелилась вновь открыть тасину страницу «Вконтакте».
Как же я сразу не догадалась, что нужно просмотреть все фотографии с ее страницы? А может, кто-то во мне сразу догадался, но кто-то другой во мне хотел отсрочить этот момент. Ибо он не хотел встречаться лицом к лицу с Тасей. Пока я не вижу ее лица, мои поступки остаются только текстом. Текстом о каком-то человеке, вторгнувшемся в жилище и укравшего деньги другого человека. Но я понимала, что, стоит мне увидеть ее (а ей, пусть с фотографии на мониторе – увидеть меня), как все совершенное и совершаемое обретет конкретику. Это буду конкретно я, обокравшая конкретно ее.
Но в ее фотографиях я надеялась найти ответ на важный вопрос, поэтому превозмогла неприятные ощущения. Правда, сначала надежды не оправдались. Как ни странно, личных фотографий на странице почти не было. Я-то полагала, что такие девушки все свободное время тратят на выкладывание своего товара на рынке невест, и что я увижу сотни однотипных снимков самой Таси в различных жеманных позах на фоне «романтических» декораций. Вот она, нелепо-вульгарно выгнув спинку и распустив волосы, восседает на фоне морского прибоя (при этом в жизни она никогда так не сидит, потому что это просто неудобно). А вот она томно касается ветки магнолий в каком-то ботаническом саду (вынося за скобки неестественность самого жеста, следует понимать, что за кадром на нее в позах напряженного ожидания смотрят другие экскурсантки, которые тоже желают сфотографироваться на живописном фоне магнолии, изобразив бесхитростную нимфу; вряд ли под их взглядами можно быть такой беззаботной). Вот она уверенно обнимает несчастную лошадь, которую видит впервые в жизни и которая вся уже истерта руками этих романтичных фотографирующихся нимф. Вот она, выпрямив спину и выпятив бюст в длинном вечернем платье, изображает какую-то смесь аристократки и дорогой фотомодели в буфете оперного театра.