– Она прекрасна, – завороженно сказал Генри.
Кларисса довольно улыбнулась, а Оливия наконец встала с дивана.
– Эй, милый мой, – сказала она, – мне что, пора начинать ревновать?
Генри рассмеялся.
– Думаю, нет смысла даже начинать, – ответил он. – Если я не ошибаюсь, холсту не менее двух сотен лет. Я прав? – спросил он, казалось, сам у себя, принявшись искать внизу картины подпись автора и дату написания.
– 1867 год, – заявила Кларисса.
– Кто автор?
– Инициалов здесь ты не увидишь, – сказала женщина, – они на обороте холста. Но и имя тебе не будет знакомым. Портрет написан мужем Клариссы.
– В таком юном возрасте?
– Ее выдали замуж в шестнадцать лет, – ответила Кларисса. – Он был на пятнадцать лет старше, но очень любил жену. У них родилась дочь… Это была красивая семья. Увы, Кларисса пережила и мужа, и дочь, оставив после себя лишь портрет…
Кларисса печально взглянула на портрет девочки лет десяти-одиннадцати.
– Это – дочь Клариссы, – сказала она.
– А как ее…
– Элиза, – ответила женщина, не дослушав вопрос. – Ее звали Элиза.
– Красивая и печальная история, – сказал Генри. – В этих холстах, – он отошел немного дальше, – я узнаю ту же руку, что написала портреты Клариссы и Элизы.
– Да, их тоже написал Чарльз, муж Клариссы. Это ее две младшие сестры и их мать, его теща.
На трех портретах были изображены две маленькие девочки возрастом до десяти лет и женщина, которая выглядела именно так, как должна была выглядеть в то время хозяйка такого богатого имения: статная осанка, властный взгляд, черное бархатное платье, каштановы волосы с золотым отливом, подобранные в вышитую золотом сетку, на пальце перстень с красным камнем. И…
– Это черная такка? – удивленно сказал Генри. – У нее в руках черная такка?
– Ты наблюдательный, – улыбнулась Кларисса. – Да, это она. Эту женщину звали Абигейл Дункан. Она много путешествовала и впервые привезла такку на эту землю больше ста пятидесяти лет назад. Для цветка была построена оранжерея. До наших дней она, к сожалению, не сохранилась, но традиция растить черную такку – летучую мышь – осталась.
– Я же говорила, что о тех, кто здесь изображен, больше расскажет тетя, чем я, – Оливия встала на носочки, чтобы положить свой подбородок на плечо Генри. – Тетя, только ты не переусердствуй. А то ему станет скучно и он сбежит!
– Мне очень интересно, правда, – улыбнулся Генри и поцеловал Оливию в нос.
– Это все, – Оливия обвила рукой вдоль стены, завешанной позолоченными рамами, – мои предки. И я тысячи раз слушала все то, что тебе только что рассказала Кларисса. И даже больше.